Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

в те времена, когда никто не ведал тайны развоплощения духа. Изгой нарушил баланс, две силы неприкаянно витают над землею, не имея возможности прильнуть к плоти. Это величайшее страдание для духа — потерять свое место во вселенной. Он слабеет, теряет силу, каждая минута для него становится очередной смертью, ибо он несовершенен и потому не может существовать вне материи.

— Умно загнул, малыш, но я так и не увидел причины, по которой бы мы захотели оставить безумного… да, Великого, но безумного Змея жить. Он — угроза.

— Она родит духов.

— Что? — одновременно воскликнули удивленный Медведь и пораженная Змея.

— Она может родить тех, кого сгубил Лис, — твердо произнес Мирон, старательно пряча эмоции под маской холодной невозмутимости.

— Нет! — Олгу накрыло такой волной отчаяния, страха и отвращения, что она на время потеряла способность здраво мыслить. Она вцепилась в ногу Мирона:

— Ты не можешь так, поступить со мной, слышишь! Никто не смеет так делать со мной! Это несправедливо.

Миря отступил на шаг, вырываясь из ее цепкой хватки, но Олга, ослепленная злобой преданной женщины, не видела муки в его глазах.

— Это не правильно. Скажи им! Скажи, что я не сумасшедшая, умоляю! Я не вынесу этого.

Оракул повернулся к ней спиною и медленно, тяжело ступая, побрел к выходу. Слезы хлынули из широко раскрытых глаз, омыв золото радужки соленым потоком. Некоторые йоки болезненно сморщились, касаясь виска, некоторые обхватили голову, силясь подавить внезапную боль.

— Не оставляй меня!

Он на миг задержался у порога, но так и не обернулся, лишь произнес глухим, сдавленным голосом:

— И не ждите, что это будет легко. Лис вчера взял ее силой. Очень жестоко. Изгой отнял девственность Великого Духа. Будьте осторожны… выбирая методы, — и скрылся. Олга безумными от страха глазами обвела всю толпу, что, казалось, нависла над нею, стремясь задавить и лишить воли.

— Нет, не верьте ему. Он лжет. Я не могу родить. Я стерильна, слышите! Я никогда не смогу иметь детей. Я и умерла от того, что у меня нутро сгнило. Совсем сгнило. Не верите, проверьте сами.

— Вот и проверим, — хмыкнул Бурый. — Я и проверю. Уведите ее и заприте в пустом доме.

Змея застыла, побледнев до синевы, но спустя несколько мгновений глаза ее заискрились такой дикой всепоглощающей ненавистью, что Медведь невольно отшатнулся, ступив за область натяжения цепи. Ящер подкрался сзади и легонько стукнул рассвирепевшую Змею по затылку. Та обмякла, и Лысый, подхватив неподвижное тело, унес его прочь.

В зале поднялся гул. Йоки, разбредаясь по своим берлогам, степенно судачили, обсуждая новость, кто с интересом, кто с одобрением, кто с недоверием, а кто и с завистью, но лишь на одном лице было выражение крайнего недовольства.

Сокол подошел к Бурому, что задумчиво прохаживался по опустевшему залу.

— Мальчишка обдурил нас, намма. Ее надо убить.

— Что? — тот поглядел на собрата, как на сумасшедшего.

— Она принесет много бед.

— Куда? Сюда? В цитадель клана? Ты рехнулся, Пернатый. Что она сделает? С чего вообще ты решил, что эта девчонка может быть опасна?

— У меня плохие предчувствия.

— А у меня плохое пищеварение, — раздраженно хохотнул Медведь. — Ты слышал, что сказал белоглазый? Змея родит нам тех, кого убил Лис. И они будут инициированы с самого рождения. Ты представляешь: живые духи снова будут ходить по земле.

— Надежды и мечты застят твой взор, Медведь. Она не понесет от мертвого семени. Более того, она никого не подпустит к себе, тебя или кого-либо из нас. Видел, как озлоблена? Даже упоминание о близости повергает ее в ярость.

— Все, что ты говоришь, незначительно и легко преодолимо. А насчет зачатия ты сам не можешь знать наверняка.

— Тебя не смущает даже то, что собираешься неволить Великого Духа?

— Она всего лишь слабая женщина.

Сокол тяжело вздохнул.

— Убей ее, Мастер. Убей, пока не поздно.

— Скройся с глаз моих! — внезапно рассвирепел Медведь. — Уйди, пока я не выпустил твои кишки, щенок! Или хочешь оспорить мое решение в поединке?

Сокол болезненно скривился, отводя взор:

— Я подчиняюсь, намма. Но после не сетуй, что никто не предупреждал тебя об опасности.

* * *

— Я принес тебе поесть, — Пернатый переступил порог, вглядываясь в полумрак покоев. Она все так же неподвижно сидела, вжавшись между сундуком и стеною, в единственном укромном уголке, куда позволяла добраться цепь. Сидела уже шестой день без пищи, молча сверкая золотыми глазищами на каждого, кто отваживался заглянуть в ее темницу. Он поставил поднос на пол и, отступив на шаг, сел на маленькую скамеечку, стоявшую у входа. Солнечный свет, что лился сквозь распахнутую дверь, слепил его, мешая следить за пленницей, но он не особо волновался и даже позволил себе расслабленно прикрыть глаза, наслаждаясь теплом, омывающим лицо. Ему было тяжело. Он сам не понимал, почему, но ему было очень тяжело наблюдать за всем, что происходило в поселке после появления Змеи. Она была права — все, что происходило, было неправильно. Сокол тяжело вздохнул, припоминая утро, когда Медведь пришел сюда, чтобы исполнить то, что задумал, и как спустя минуту вывалился прочь, чуть не выломав дверь из петель, весь бледный и злой настолько, что темные кудри искрились, подрагивая без ветра. На его щеке до сих пор заживал шрам от ее когтей. Никто так и не решился расспросить намму, что же все-таки произошло, но втихую посмеивались над самоуверенным вожаком. А Сокол не смеялся. После того, как Змея лишила глаза Ящера, что был самым проворным из них, но и самым языкастым, за что и поплатился, и Пернатый стал носить ей пищу вместо Лысого, он понял, что остановило Медведя. Нет, не ее сила и умение бить в самые слабые точки, не ее страшные, горящие безумной ненавистью глаза. Намма попросту не смог. Он испугался, но ни за что на свете не признался бы в этом даже самому себе.

— Ты ничего не ешь. Хочешь умереть от истощения? — Сокол старался говорить как можно более бесстрастно. — Это бесполезно, ты же знаешь. Твои силы убудут, и тогда даже малолетний болван из тех, что не умеет еще держать меч, сможет справиться с тобою.

Она шевельнулась, звякнув цепью. Сокол безрадостно ухмыльнулся. Ему было жалко это измученное существо, страдающее из-за своей сути.

— Когда мы нашли моего Учителя, — его голос дрогнул, — точнее то, что от него осталось, при нем было это.

Он вынул из-за пазухи пузырек, залитый воском.

— Это та дрянь с полынью, что в определенных дозах смертельна для таких, как ты и я, — он поставил бутылочку на