Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

от времени тревожно поглядывал на ее расширенные до предела зрачки и ловил себя на мысли о том, что опасается этой девушки.

— Лысый придурок, — тихо ругнулся он, поминая Ящера с его зельем. И тут она учудила — нежно коснулась его щеки ладонью и прошептала, игриво оскалив острые, длиннее обычного клыки:

— Ты почти живой. Что с твоею печатью, милый?

Велико было желание вскочить и броситься прочь, но Сокол сдержал порыв трусости, глубоко вдохнул и огляделся, проверяя, не слышал ли кто ее слов. Не слышали. Змея же опять погрузилась в полудрему, закатив глаза и безумно улыбаясь. Именно тогда Пернатый понял, что вся эта затея с пленением Великого Духа не принесет клану и, в частности, ему ничего, кроме больших неприятностей.

* * *

Поселение клана находилось в самой чаще, там, где никогда, даже во времена Белграда, люди не возводили стен, сохраняя лес в первозданном виде. Прогалина, окруженная со всех сторон могучими стволами древних гигантов, была надвое рассечена серебряным бичом ручья, вдоль которого рядком, словно на парад, выстроились одинаковые срубы под тесаными крышами. В деревне была всего одна широкая мощеная улица, которая заканчивалась аккуратной площадью с мраморным колодцем по центру. Общинный дом, куда привели Змею, стоял там же: длинное приземистое строение, поднятое на сваи, было охвачено по периметру галереей, множество окон свидетельствовало о нежилом характере помещения, а каждая пядь дерева в этом доме была пропитана запахом свежей крови.

Олгу оставили в большом зале, закрепив цепь в железном кольце, что торчало из пола прямо по центру. Она уже немного пришла в себя после зелья, что вколол ей Ящер, и испуганно озиралась, оглядывая йоков. Те собирались в общинном доме на совет, и каждый входящий, видимо, считал своим долгом подойти поближе и поглазеть на пленницу, чтобы после отойти в сторону с удивлением и разочарованием на лице и произнести тихо, но так, чтобы слышали товарищи:

— И это — Великий Дух? Чумазая девка, объятая страхом?!

А Олге и впрямь было не по себе в окружении этих сильных и безжалостных мужчин. Запах крови кружил ей голову пуще полынного дурмана, и она, как ни пыталась, не могла преодолеть ужас, что своими холодными щупальцами проникал в самые потаенные уголки ее сердца и холодил до зубовной дроби. Когда зал заполнился до предела, она больше не смогла терпеть и сжалась, уткнувшись лицом в колени и закрыв уши руками, потому что чувствовала себя в утробе огромного чудовища, что собралось переварить ее на обед, и вкус его жертвы будет пропорционален мукам, что она испытает за часы своей агонии.

Возбужденный гул голосов неожиданно смолк, и Олга на миг выбралась из своего укрытия, чтобы узнать причину. В зал вошел Медведь в сопровождении Ящера. Золотой и серебряный пояс, Учитель и Ученик. Лысый, по-такарски сложив ноги, сел на пол у стены лицом к собравшимся. Бурый встал рядом с пленницей, скрестив узловатые, словно корабельные канаты, руки на груди. Все стоявшие расселись полукругом, кто на скамьях, кто, подобно Ящеру, на полу. Некоторое время стояла тишина, после чего поднялся один из йоков — Олга не смогла в такой толпе различить его суть — и произнес, сурово сдвинув тонкие брови:

— Кого ты привел в наш дом, намма? Мы ждали, что к нам пожалует Великий Дух, а не эта испуганная замарашка.

— Великий Дух не пошел бы за нами по своей воле. А замарашку скрутить легче, — пророкотал Медведь, буравя взглядом собеседника. — Объясню для тех, кто не может догадаться сам: на ней довольно сильная Печать.

— Интересно, кто же такой смелый, что посмел затворить Змея? — язвительно кривя губы, осведомился тонкобровый.

— Смельчака похоронили сегодня в полночь, если это кого-то интересует.

— Что? — подскочил другой, совсем молодой на вид, но, тем не менее, опоясанный золотом. — Она убила оракула?

— Нет, не она.

— Откуда тебе знать?

— Я говорил с его преемником. Он опроверг подозрения насчет нее, но так и не указал виновного.

Зал вновь наполнился гулом. Медведь обвел всех собравшихся изучающим и слегка раздраженным взглядом.

— Волк мертв.

Его тихий густой голос холодной волной накрыл сидящих в зале, словно стаю галдящих чаек, разговоры вмиг стихли, и взгляды сошлись на притулившемся в дальнем углу Соколе.

— Наконец-то, — пробубнил кто-то из сынов смерти, — нашла коса на камень. Одним сумасшедшим меньше. И кому же следует пожать руку в благодарность?

— Лису.

Теперь в зале повисла по-настоящему гробовая тишина.

— Лис на острове, братья мои… был, по крайней мере, — продолжил Медведь, — и он убил Волка… совсем убил, понимаете?

— Что ты хочешь этим сказать, намма?

— Развоплотил, мать вашу! — внезапно разъярился тот. — Как некогда Рыбу! А теперь я могу изложить суть дела? Надеюсь, мне позволят, наконец, это сделать.

И продолжил, чуть успокоившись:

— Я привел сюда эту девчонку лишь потому, что она принадлежит Лису. Он повязан с нею, нить коротка и этот ублюдок рано или поздно объявится на острове. Его необходимо поймать и уничтожить.

— А что делать со Змеем, если Лис не клюнет на приманку?

— То, к чему обязывает нас Кодекс.

— Вы не убьете Змея.

Все головы единовременно повернулись к выходу, туда, где, опершись рукою о косяк, стоял человек. Он безбоязненно вступил в зал советов, и могучие йоки почтительно расступились, освобождая дорогу хрупкому бледному юнцу. Олга не сразу узнала в нем Мирона. Белые волосы и неестественные на знакомом лице бельма глаз делали его похожим на восставший из кошмаров призрак, страшное видение, не имеющее ничего общего с реальностью. Но когда Мирон, ее маленький Миря, присел рядом и коснулся ее плеч руками, дрожащими от сдерживаемых чувств, когда она увидела вблизи его искаженное страданием лицо, Олга, наконец, поверила в то, что это не очередная галлюцинация, вызванная дурманом, а живой человек. И как только она поняла это, перед ее глазами встала сплошная пелена слез. Видя, что Змея вот-вот потеряет контроль над собою, Мирон приник к ее лбу своим.

— Не подавай виду, что знаешь меня, — его речь текла из сознания в сознание, минуя гортань, губы и уши. — А теперь слушай внимательно: все, что я сейчас сделаю, я сделаю для твоего же блага. Другого выхода нет. Они не знают меры в своей жестокости. Либо ты примешь это, либо погибнешь. Прости меня, Дева Воды. Прошу, помни: я всегда буду любить тебя.

— И ты здравствуй, белоглазый, — безрадостно прогудел Медведь. — А теперь ответь мне, по какой такой волшебной причине мы не сделаем того, что должно?

— Кодекс свят, — оракул поднялся, — но вспомни, намма, он писался