Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

прогорал рисунок, лишь после того, как сорвало затвор, она расслабилась и рухнула без сознания рядом с недвижимым, но спасенным человеком. И это равнодушие к самой страшной, самой мучительной боли, что даже закаленного крепче стали йока заставляла исходить криком, словно младенца, эта поразительная нечуткость пугала Лиса больше всего. Он поднялся, оправив штаны, на негнущихся ногах подошел к бесчувственной Змее и опустился рядом с ней на колени, но коснуться не решился. Так и замер, склонившись над своей Ученицей и протянув руку к ее щеке, бормоча, словно в оправдание свершенному:

— Этого не должно было случиться. Не я, другой должен был сделать это.

— А сделал именно ты, братец.

Лис резко выпрямился, хмуро глянув в сторону говорившего. Девочка в белой долгополой рубахе стояла на взгорке, держась за ошейник нависшего над нею огромного пса. Лицо белокурой бездушной куклы — урода, порожденного Альбой — изменилось до неузнаваемости и продолжало меняться прямо на глазах, приобретая знакомые тонкие черты. Тон, с которым она обращалась к нелюдю, был неприятный: в нем сквозили плохо скрываемые нотки ярости на фоне общего презрения и отвращения к Лису. И тон этот, столь неестественный для ребенка, придавал ее облику сходство с кликушей, одержимой тьмою.

— Ты разрушил все, не успев даже начать строить. “Я и без новых печатей могу себя сдерживать”, — обидно коверкая слова, передразнила она и вдруг рявкнула, — бездарный тупица! Ублюдок, позорящий лоно своей матери!

Девочка внезапно смолкла, внимательно глядя на лицо брата, затянутое злобой в тугую маску. По белым от напряжения губам Лиса текла густая кровь. Текла из носа, глаз, ушей. Слюна приняла железный привкус и нелюдь, наконец заметив неладное, приложил палец к уголку рта, где набухала тягучая красная капля. Покуда Лис, сжавшись в стонущий и кровоточащий комок, пытался унять внезапно взбесившегося духа, рвущего его тело на части, малышка молча наблюдала за происходящим, недовольно поджав губы. Когда Рыжий отдышался, она вновь обратила его внимание на себя.

— Это тебе в наказание. Тому, кто слишком быстро забывает, что такое страх и боль.

— Я помню, — огрызнулся нелюдь.

— Молчи уж. Что ты можешь знать, что можешь помнить? Твоя память давно не принадлежит тебе. Самонадеянный глупец. Самонадеянный и жалкий, — она стянула со спины пса поклажу и бросила на землю, — возьми свои вещи и убирайся. Чтоб глаза мои больше тебя не видели, мерзавец.

— А как же…

— Без тебя разберусь, — отрезала она. — Ты ей уже ничем не поможешь… и ничего не исправишь.

Ребенок взобрался на спину волкодава и, бросив холодный взгляд на Лиса, исчез за гребнем взгорка. Нелюдь проводил маленькую всадницу точно таким же холодным и презрительным взглядом, проговорив чуть слышно:

— Ошибаешься, Альба. Ты все знаешь обо мне, да? Знаешь, где грань. А что за гранью, знаю только я.

* * *

Олга очнулась внезапно, как просыпалась всякий раз, предчувствуя опасность. Она резко села и тут же охнула, почувствовав ломоту во всех суставах. Будто бил кто… Бил? Она медленно обвела взором озеро, галечный берег, лес на пригорке и наткнулась на Дарима. Память ворвалась в омут сознания будто чистый бурлящий поток в трясину, заросшую ряской. Олга подняла к лицу дрожащие руки, силясь рассмотреть их сквозь пелену набежавших слез. Так больно. Творец Всемогущий, почему так больно? Почему? Это он? Это он…За что он… Пустота в груди колыхнулась, будто воздух в мареве пожара, и из глубин поднялся, расправив крылья, огненный демон страдания, вырвавшись наружу пронзительным криком горя. Надрывные рыдание сотрясали все ее тело, покуда Олга, уткнувшись лицом в землю, выплескивала из себя всю ненависть, что копилась в ее сердце и питала Черного Дракона. Она стенала и выла, оплакивая свою насильно отнятую чистоту вместе со всем, что потеряла, обретя вторую жизнь. Она в ярости рвала зубами Лисий плащ, что укрывал ее плечи в момент, когда она очнулась, кричала и проклинала нелюдя, сулила ему все мыслимые муки в черном пламени небытия, а потом затихла, обессиленная и опустошенная. Некоторое время она молча смотрела на темную в сумерках воду озера, изредка утирая текущие слезы и всхлипывая, прислушивалась к гулкому звуку бьющегося сердца. Невероятное спокойствие и пустота, куда погрузилась ее душа, обволакивали, словно тягучий кисель, чувства вязли в нем и растворялись, исчезая. Ум же, напротив, работал особенно ясно и слаженно, отмеряя мысли, словно стрелки часового механизма секунды — быстро и четко. Она умылась, осмотрела и перевязала Дарима и, взвалив его на спину и подобрав свою сумку, волшебным образом оказавшуюся на берегу, зашагала в сторону леса, откуда — она чуяла — тянуло дымком и уютным кисловатым запахом жилища. Олга не думала об опасности наткнуться на поселение клана. Мысли ее были лишь о том, как сильно хочется есть, и что тучи, скрывшие восходящую луну, несут ливень и необходимо убежище, к тому же шептуну требуется помощь: чистые бинты, теплая постель и покой.

Лес стоял полосою, отделяющей широкий тракт от озера. Настораживало и в то же время обнадеживало то, что дорога была ухоженной: значит, ею довольно часто пользовались. Олга шла вдоль кромки леса, покуда не наткнулась на проем в полуразрушенной стене, некогда бывший входом в кремль. Белые глыбы камня лежали аккуратными кучками вдоль дороги, выкрошенные временем и непогодой из массива стены, что скалилась в смурое небо по-стариковски щербатыми зубцами. Массивные воротины были давно сняты и, по-видимому, пущены на дрова. И верно, от кого запираться жителям проклятого острова?

С неба упала первая капля, разбив сгустившуюся тишину звуком смачной пощечины, и тут же земля зашелестела под мягкими ударами дождя. Вдоль внутренней стороны стен тянулись складские помещения и казармы, где Олга и укрылась от ливня. Устроив Дарима, она развела огонь, осмотрела и промыла рану, приложила компресс с эликсиром и перевязала шептуна, разорвав на бинты последнюю и единственную чистую рубаху, после чего отправилась на поиски еды.

Стены кремля некогда защищали княжеский дворец и палаты богатых бояр, а также казну, оружейный и монетный двор. Эта некогда неприступная крепость в свое время являла собою политический центр могучей страны. Даже после пятисот лет запустения и методичного разрушения ненастьем и буйной растительностью, кремль не потерял своего былого великолепия. К тому же чувствовалось присутствие человека: дороги были расчищены от сорняков, что находили себе лазейку даже между плотными стыками мощения, скульптуры и рельефы на стенах строений кто-то избавил от грязи, мха и вездесущего вьюна, в оконных рамах сохранились стекла. Олга шлепала босыми ногами по лужам, время от времени утирая мокрое лицо не менее