Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

заливисто смеялся, выколупывая глаза из мертвого тела Альбы; мерно покачивался над обрывом труп Игната, с посиневших губ которого лилась благозвучная песня; прекрасный белый бог в драгоценном свадебном уборе погружал в ее распоротый живот свои тонкие руки и, ласково улыбаясь, протягивал ей мертвое дитя с черной кожей и огненными жилами; танцевал, словно марионетка, беспорядочно размахивая руками, Даримир, натянуто улыбаясь, а на его затылке сквозь дыру в черепе было видно, как пульсирует мозг. А потом она наткнулась на обеспокоенное лицо Мирона, что, уставившись на нее невидящим взором, крикнул: Проснись!

— Твой сын, Великий Дух! Твой и Белой Чайки, — мягко улыбаясь, произнес старик, и отвернулся. Олга опешила. Кошмар, что длился, казалось, целую вечность, в действительности занял какую-то долю секунды. Она схватила старика за руку.

— Кто такой Белая Чайка? Чем вы опоили меня?

Вместо внятного ответа старик забормотал:

— Кровь ушла в землю, и из земли встала полынь-трава. И была полынь-трава на вкус как кровь, горька и сладка. И сказал Великий Дух: будь ты трижды проклят, муж мой — Белая Чайка, за предательство порожденных тобою, за предательство породивших тебя и за предательство того, что зовется любовью.

Музыка продолжала вести за собою слаженный танец, но Олга не чувствовала былого воодушевления, лишь болезненную пульсацию в висках, вызванную боем барабана, что не взбадривал, а лишь оглушал и угнетал. Она выбралась из толпы и бросилась прочь, продолжая ощущать на себе пристальный взгляд сотен глаз. В голове гудело набатом и желудок, принявший вместо доброй еды дурманящее варево, грозил излить свое содержимое обратно, тем же ходом, что Олга наполняла его. Ко всему прочему добавилась ломота в костях и боль в плече, где все же остался шрам от Лисьего укуса. Она остановилась у бочки под стрехой, и принялась жадно пить грязноватую воду с привкусом плесени. Ее вырвало. Когда бунтующее нутро угомонилось, Олга села на землю, прислонившись к стене, и забылась.

* * *

— Вставай!

Олга недовольно буркнула, не в силах поднять тяжелые веки. Тонкий девчачий голос раздражал, отдаваясь в голове острыми уколами резкой боли.

— Я кому сказал, глупая девка! Немедленно поднимайся.

Холодная вода быстро привела Змею в чувства. Правда, чувства эти не отличались особой благожелательностью по отношению к разбудившему ее человеку. Она открыла глаза и вздрогнула от неожиданности. При взгляде на ребенка, что с надменной холодностью взирал на нее слепыми, но зрячими глазами, в памяти невольно всплыл подзабытый уже кошмар о двух близнецах, один из которых был оракулом. Живое воплощение этого образа грозно нависло над нею, недовольно поджав тонкие губы и хмуря лобик. И во всем — в позе, поведении, даже манере злиться — чувствовались знакомые лисьи черты.

Олга протерла глаза, тряхнула головою, сгоняя остатки сна и, кося по сторонам, неуверенно спросила:

— Альба?

Малышка больно ткнула ее палкой в живот.

— Молчи, дура, — она была явно не в духе и даже не пыталась скрыть этого. — На кой черт тебе понадобилось идти на эти дурацкие похороны?

Олга поднялась, со скрипом расправляя закостеневшую спину.

— Да уж, судя по манерам, ты явно брат Лиса, — съязвила она, вглядываясь в предрассветный туман.

— Уже сестра, — недовольно буркнул Альба, вынимая из спутанных волос палый лист, — сидела бы себе со своим Даримиром, никто бы тебя не заметил.

— А кто меня заметил? — насторожилась Олга.

— Тот, кому не следовало.

— И кто же это?

Девочка тяжело вздохнула.

— Кто-нибудь из клана всегда приходит почтить память усопшего оракула и сплясать тризну в круге огня. Моя смерть стала для них неожиданностью, и сам Медведь явился проверить достоверность слухов. Представь его удивление, когда он увидел там тебя, в безумном танце среди шептунов.

— Ну, прости, Учитель не посвятил меня в ваши обычаи.

— Они не только наши, но и твои тоже, — одернула ее девчушка, — а брат — самоуверенный кретин, каких мало. Надеялся, что сможет тебя от всего оградить, а не смог даже от самого себя.

Олга напряглась, подавляя нахлынувшие чувства от болезненных воспоминаний. Некоторое время они молчали, размышляя каждая о своем.

— И что теперь? — наконец спросила Олга.

— Что, что… ничего. Следуй за мной.

— А как же Дарим…

— Его нет там, где ты его оставила.

Маленький оракул резко развернулся и быстрым уверенным шагом направился в сторону крепостной стены, забавно шлепая по лужам босыми пятками. Олга, взбудораженная и напуганная, кинулась следом.

— Постой, а где же он тогда?

Но девочка, казалось, не слышала вопроса и продолжала бубнить себе под нос, яростно сбивая палкой попадающиеся на пути растения:

— Подставить себя один раз — куда ни шло, но чтобы дважды лопухнуться, это надо постараться. Сколько раз говорил ему, не трогай мальчишку, тебе же хуже будет. Так нет, пуста ума палата. И печатей ему не надо, видите ли. Урод!

— Стой, — Олга схватила Альбу за плечо и, грубо отдернув назад, заглянула в страшные бельма глаз, — что происходит? Где шептун?

Девочка не ответила, лишь вдумчиво вгляделась в чумазое и напряженное лицо своего собеседника, и от этого изучающего взгляда Олге стало не по себе. Гнев, негодование, недовольство, — все исчезло с не по-детски красивого лица, будто не ярилась секунду назад обладательница этой холодной и печальной маски. Оракул передернул плечами, освобождаясь от захвата, и тихо произнес:

— Вот оно значит как… Пойдем.

И Змея повиновалась.

Они пересекли широкую площадь, свернули в узкий переулок и оказались у высокой башни, растущей, словно указательный палец из крепко сжатого кулака развалин здания. Здесь было слышно дыхание моря и чувствовался его пропитанный солью дух. Девочка поднялась по широкой лестнице и остановилась у разбитого портала, вопросительно глядя на свою спутницу, что замерла на первой ступеньке, прислушиваясь к чему-то. Сильный ветер, что трепал ее разлохмаченную косу, нес в себе не только пряный аромат моря, но и неприятный запах опасности. Олга чувствовала его все отчетливее, и с каждой минутой беспокойство сильнее сдавливало дыхание.

— Куда ты ведешь меня? — не веря своим ощущениям, спросила она. Оракул нахмурил белесые брови.

— К Даримиру, — и скрылся внутри. После недолгих колебаний Олга двинулась следом. Череда залов, лишенных потолка, сменилась сквозными покоями без стен. Идти, ступая голыми пятками по полу, засыпанному мелким щебнем, было трудно. Они свернули в узкий коридор и неожиданно остановились перед, наверное, единственной во всем здании уцелевшей дверью. Малышка сделала шаг назад, уступая дорогу спутнице. Олга толкнула дверь и оказалась в просторной комнате, заваленной старой мебелью. У дальней стены, опустив тяжелую голову на грудь, сидел Дарим. Тонкая струйка слюны из перекошенного рта стекала по подбородку,