Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

где-то под ключицей. А после, когда йок бережно, словно дорогую вазу, обернул Змею в простыню, вынес в предбанник и принялся расчесывать влажные пряди, она вдруг заплакала, тихо и без эмоций. Слезинки медленно катились по совершенно каменному, ничего не выражавшему лику и скапливались на кончике вздернутого носа, опадая тяжелыми мутноватыми каплями на пухлые губы. Сокол почувствовал резкую головную боль, будто кто-то исхитрился всадить ему стрелу с разрывным наконечником прямо в правое ухо. Сжав кулаки, он сдавленным от напряжения голосом произнес:

— Прости… его.

Это “его” вырвалось как-то само собою, но возымело неожиданный эффект: Змея будто очнулась от транса — вскинула на Сокола испуганный и удивленный взгляд, губы задрожали, и она зарыдала по-настоящему, со всхлипами и придыханиями, уткнувшись лицом в мокрое от пота плечо йока. Боль ушла, оставив после себя неприятный свербящий осадок в мозгу. Спустя несколько минут она успокоилась и уснула. Тогда Пернатый отнес ее обратно в избу, уложил на кровать, обработал запястья и лодыжки мазью, прикрыл бинтами и лишь после всего этого окольцевал руки и ноги тонкими, ювелирной работы браслетами из затворяющего сплава с хитрым замком на каждом. Легенда гласила, что некогда еще живые и разумные духи использовали их, чтобы уплотнять свои эфирные тела, сохраняя таким образом в мире живых свою материальную форму в более устойчивом состоянии. Наследство, оставшееся от древних существ, сыны смерти использовали весьма прозаично: для наказания провинившихся и подавления их духа.

Сокол еще некоторое время стоял около ее постели, покуда за ним не явился один из братьев, оружный и хмурый, и не попросил его следовать за ним.

Олга проснулась от приятного ощущения чистоты и покоя, и удивленно села, откинув покрывало и оглядываясь. Из открытого окна была видна тренировочная площадка с выщербленными битами и прочими хитрыми снарядами, сейчас пустующая видимо оттого, что наступил вечер. Кроны древесных великанов, неприступной стеной ограждающих поселок, золотило по верхам закатное солнце. Змея некоторое время смотрела, как мерно покачивается тонкая занавеска под напором легкого ветерка, и слушала тихий шепот травы и листвы, втекающий вместе с запахом поздних цветов и зрелых плодов. На ум пришло, что в садах уже спеют груши, сладкие и сочные, такие, которые она любит больше всего. До изнеможения захотелось съесть парочку. Олга тяжело вздохнула и посмотрела на свои руки. Они были очень красивые, эти новые оковы, но их видимая тонкость и привлекательность ни в коей мере не уменьшала ощущения тяжести и холода затворяющего металла. Дверь в горницу отворилась, и на пороге возник смурый, как грозовая туча, Сокол с тюфяком под мышкой. Не глядя в ее сторону, он широкими шагами пересек комнату, кинул на лавку поклажу, раскатав тюфяк, бросил на него подушку, покрывало и сам тяжело уселся на наспех собранное ложе. Олга недоуменно вздернула одну бровь. Он быстро глянул на нее исподлобья, снова потупился и нехотя поднял руки, показывая два серебристых браслета, смыкающиеся на широких запястьях.

— Наказали меня.

— За что?

— За то, что пытался тебя отравить.

Олга долго изучала его невозмутимое, но все же слегка напряженное лицо, пытаясь поймать взгляд, но тот мастерски отводил глаза, словно многие годы жил при княжеском дворе. Изучала и размышляла, по какому такому наитию она выпила эту дрянь и обрекла свое и без того изломанное тело на многочасовые муки. Сейчас каждый мускул вопил болью о недопустимости подобного пренебрежения, каждый суставчик поскрипывал при движение, но, не смотря на безумную усталость, она чувствовала себя очень хорошо. Она чувствовала Змея! Спящего, но могучего. Его силу, его спокойствие, его мерное, глубокое дыхание… свое дыхание. Она вновь была в себе, пусть слабая, скованная, но единая. Исчезло черное страховидло — предвестник и хозяин безумия, испарились призраки и тени. Вот только память и боль никуда не делись, лишь притупилась способность души чувствовать воспоминания. Это открытие вызвало на ее губах грустную улыбку.

— А почему ты хотел меня убить?

— Потому что то, что задумал намма, бессмысленно, — Сокол говорил спокойно, но в тоне его чувствовалась горечь.

— Да, бессмысленно, — она помолчала, глядя в окно. — Может, стоило тогда отпустить меня.

— В лапы предателя?

Она резко обернулась, предупреждающе сведя брови. Сокол усмехнулся.

— Ты его ненавидишь, да? Но ты никогда не сможешь убить его. Хотя бы потому, что Мастер всегда будет сильнее, хитрее и изворотливее своего даже самого талантливого Ученика.

Она некоторое время сверлила йока пристальным взглядом, потом вновь отвернулась к окну.

— А Лис смог.

— Это потому, что Змей не был для него Учителем.

— А…

Дверь робко приоткрылась, и в комнату заглянул парнишка, лупоглазый и безусый. Он бочком протиснулся внутрь, с опаской оглядываясь на Пернатого, и положил Олге на кровать сверток.

— Мы с ребятами сбегали в приют к шептунам и попросили там что-нибудь… ну, женское. Вот, можешь носить… ээ, Великий дух.

Олга внезапно вспомнила о чем-то важном и окликнула йока, когда тот уже намеревался выскользнуть прочь.

— Мотылек, постой, — мальчишка вздрогнул, и быстро обернулся, скользя глазами с Мастера на пленницу и обратно. — Там, в приюте… мужчина… шептун, Даримом… Даримиром звать, беловолосый, почти седой, как оракулы… с ним все в порядке?

Мотылек наморщил лоб, вспоминая.

— Ах, этот, новенький… да, кажется. Да, живой, это точно, — и выбежал прочь. Олга откинулась на подушку, устало прикрыв глаза.

— Они тебя ко мне подселили. Не боятся, что я тебе по старой памяти голову оторву?

Сокол хмыкнул.

— Что ты, надеются и верят в твои силы.

— Что ж, жестоко, — она тоже усмехнулась и повернулась на бок, чтобы видеть своего собеседника. — Ответь мне, только честно: ты знал, что яд на меня не подействует?

— Нет, не знал.

Олга поджала губы, силясь наконец понять мотивы этого нелюдя.

— Тогда, не пойму, что тобою двигало? Ненависть? Лис убил твоего Учителя, ты решил отомстить?

Сокол молчал.

— Нет? Тогда зависть? Что не тебе досталась?

Тот презрительно хмыкнул, дескать, даже не думал.

— Ты, если забыла, никому не досталась, не только мне…

— Тогда… — она приподнялась на локте, не веря собственной догадке, — ты что, меня пожалел?

Он чуть заметно вздрогнул, но внимательной Змее и этого был достаточно. Она откинулась на спину и засмеялась.

— Вот умора! Пожалел! Ей-богу, умора! Вот что только не вылезет из вас, стоит лишь надломить печать.

— Глупая девка, — неожиданно зло ругнулся Сокол и вышел прочь, громко хлопнув дверью. Олга еще чуток повеселилась, но вскоре ее вновь сморило сном.

* * *

Осень наступила слишком неожиданно. Олга мыла полы в доме советов, когда в раскрытое настежь окно ворвался порыв