Шутка Вершителей - Елена Литвинова

“О, Всемилостивая Ада! И от чьих слов я умудрилась растаять? Это же он, Кольфеной Димарик, мужчина, которому всегда было плевать на меня и мои чувства. И я решила ему поверить? Ну я дура.” Смахнув с глаз слёзы, я, пошатываясь, пошла к двери, не глядя больше на муженька. Завтра всё закончится, и мы никогда не увидимся больше. Так стоит ли переживать?

Айо, это твой ответ? — крикнул он мне в спину, а я промолчала. Дошла до кресла и опустилась в него. Маленькая ночная лампа освещала гостиную. Отец и Бертин были где-то наверху у Авидеи. Оттуда доносились их голоса. А я так и сидела одна. На улице хлопнула калитка, видимо, герцог решил уйти.

Голоса наверху стихли, а я всё сидела в тишине и темноте, пока по дорожке не застучали каблучки Арьяны, мужской знакомый бас не спросил:

Хозяева, что, уже спите?

Я молча открыла дверь. Арьяна Сугиста и Клодиус Сильв вошли в дом. Мэтр был необычайно оживлён, говорлив, но вся его весёлость показалась мне не настоящей.

Пойдём, Айо, к тебе. Мне нужно тебя посмотреть и послушать. Обмороки на твоём сроке — это не очень хороший признак. Ты принимаешь мои пилюли?

Мэтр, не сомневайтесь: я строго исполняю все Ваши указания. Просто немного переволновалась.

Пойдём наверх, мне нужно убедиться, что ты в порядке.

Арьяна, посидишь одна? — спросила я у главы нашего поселения.

Да, конечно. Можно я пройду на кухню и приготовлю себе отвар?

Как захочешь… — ответила я, увидев какую-то непонятную тоску в глазах женщины. Странное поведение мэтра, грустная Арьяна. Ещё одна пара распадается? Так где оно, счастье? Бывает ли оно вообще?

Мы с мэтром поднялись наверх, я зашла за ширму и спустила с плеч своё платье. Мэтр зашёл ко мне со спину и приложил трубку к области сердца.

Есть небольшие шумы, Айо. Ты знаешь, что это означает. Помнишь, что говорят в таких случаях беременным? Что рекомендуют?

Больше гулять и не переживать ни о чём?

Правильно! — хохотнул мэтр. — А сейчас укладывайся в постель и отдыхай!

Но я всё это время ночевала у дочери…

Дочь твоя выздоравливает. Это же она днём стояла у окна? И вчера тоже? Ждёт своего Сокеса, пока тот гуляет с другой девушкой?

А Вы, мэтр, откуда знаете про окно?

Да шёл к больному на вашу улицу. Мимо шёл, и случайно увидел… Так что укладывайся в кровать, Рокайо Ганн, немедленно! И постарайся заснуть, — раздавал мне указания мэтр, пока я натягивала верх платья. — А сейчас нужно послушать малыша.

Я легла на кровать, а мэтр взял другую трубку и приложил её к моему животу. Потом наклонился и стал внимательно слушать. Достаточно большая трубка терялась в его огромных руках.

Малыш в порядке. Непорядок именно с тобой, Айо. Завтра мы отправим твоего иномирного мужа обратно, и, думаю, тебе будет значительно проще. Слишком много от него проблем.

Я не думаю, мэтр, что дело только в нём. Просто всё так навалилось. Да и не девочка я, всё же. В молодости всё переносится легче, особенно желанная беременность. А тут… Так внезапно… Нет, мэтр, не подумайте, мне желанен этот ребёнок, несмотря на непростые отношения с его отцом. Но дети всё же должны рождаться в счастливой семье, а не так…

Да, Айо… Что есть, то есть. Но, главное, что у тебя он будет, этот малыш… А вот меня Адания обделила. В молодости я не собирался жениться, думал, успею. А тогда мне хотелось учиться, делать карьеру при дворе королевы, путешествовать по другим странам, смотреть на чужие обычаи и яркие краски. А сейчас я понимаю, какой я был глупец. Мне бы брать в охапку Арьяну и заделывать ей детей… А я всё чего-то ждал, а жизнь проходила мимо. Некоторые мои ровесники уже имеют внуков.

Внуков?

Да, Айо. Я немного старше тебя, да и ты, думаю, через несколько лет сама станешь бабушкой. Такая красавица, как Авидея, думаю, в девках не засидится… Ладно, пойду я! Завтра у твоей дочери осмотр, я буду к обеду. А вечером… Вечером, скорее всего, прибудут жрецы.

Они отправят его сразу?

Да. И это хорошо, Айо! Ты же не хочешь, чтобы они посадили его в темницу и проводили над ним опыты?

Конечно, нет! Лучше пускай отправляют его домой!

Я тоже так считаю. До завтра, Айо! — и мэтр вышел из комнаты. Мы с отцом так и не заменили разбитое стекло в окне спальни Авидеи, просто закрыли ставни. Поэтому в комнате всегда было темно, но тут никто и не жил.

Я легла поверх покрывала, даже не зная, застелена ли кровать. Думала, различные мысли мне не дадут заснуть, но, видимо, усталость взяла своё, и я быстро уснула, как провалилась. И тут, впервые за много дней, мне приснился Гэйелд. Он держал в руках своего сына и показывал его мне, улыбаясь счастливо. Младенец был уже пухлый, годовалый, сосал палец, слюнявя руку, а потом эти слюни размазывал по лицу своего отца.

“Велимир, — сказала я во сне, — привет тебе от твоей тёти и двух кузенов! А ещё от дедушки! Будь счастлив и не огорчай свою матушку!”

“А мне ничего не хочешь сказать, Рокайо Ганн? — вдруг произнёс колдун, продолжая улыбаться. — Я разве не угодил тебе?”

“Угодил? Чем?” — ответила я спокойно. Мне не хотелось выяснять отношения сейчас, во сне, когда малыш на руках мужчины вводил меня в определённое состояние умиротворения.

“Не придуривайся, Айо! Ты должна быть довольна! Не за каждой женщиной бегают из одного мира в другой!”

“А разве я этого хотела, колдун? Разве мне это было нужно?” — начала злиться я.

“Ну всё, всё, Айо! Дело сделано! Хотела ты этого, или нет!” — улыбался колдун, и я не выдержала.

“Твои козни бесполезны! Завтра Верховные жрецы Ады отправят герцога обратно! Так что можешь не веселиться так, Гэйелд!”

И тут чёрный колдун рассмеялся так заливисто, что малыш подхватил его смех, и этот смех, звенящий в моих ушах, взрослый и детский, заставили меня подскочить и проснуться.

Ну, колдунище, напугал меня! — я еле упокоила часто-часто застучавшее сердце. Потом прислушалась. Было очень тихо, но кто-то негромко плакал.

Вставать не хотелось, но этот тихий плач звал меня. Я поднялась и открыла дверь в коридор. В комнате дочери горел свет. А тихонько приоткрыла дверь. Авидея свернулась калачиком. Вначале я подумала, что мне показалось, но нет. Я услышала негромкие всхлипы.

Ави, детка, что случилось? У тебя что-то болит? — я поспешила к ней и попыталась прижать её вместе с одеялом, но Ави не дала мне этого сделать. Она отстранилась и подняла на меня свои огромные заплаканные глаза.

Мама, скажи мне, — произнесла своим полушёпотом дочь, — я стала некрасивая после болезни? Я — урод, да, мама? Мамочка, только не лги мне… — и из её глаз хлынули слёзы.

Ну, что ты такое говоришь, моя красавица! Ты немного похудела, да, но ты видела этих сушёных рыбин во дворце? Там такая красота даже считается эталоном. Ты — очень красивая, даже не сомневайся! — с жаром ответила я ей.