Я живу в этом теле - Юрий Никитин

– Да нет. Напротив, он все чаще говорил о сверхценностижизни. И сам так жил. Шел по тротуару, к тому же – по своейпривычке! – подальше от бордюра. Чтобы, мол, террористы не захватили. Подсамой стеночкой пробирался. А тут вдруг на проезжей части какой-тоавтомобиль потерял управление. Прямо из третьего ряда пошел наискось ктротуару, никого не задел, перескочил бордюр, и… словом, как Валентин шел подстенкой, так его по ней и протащило. Чудо, что еще жил, пока везли до больницы.Все-таки йога что-то дает… Врачи головами качали! Говорят, другой бы на егоместе помер сразу. А этот все что-то пытался сказать.

Трубка в моих пальцах стала тяжелее чугунной тумбы. Что-тоболее страшное и опасное почудилось в словах Петра, чем просто сообщение осмерти бывшего однокурсника.

– Как он умер?

– Уже в больнице. Пока везли через весь город, еще жил,хотя его кишки лежали рядом. И когда поднимали в лифте в операционную. А потомкак-то все сразу. Умер, будто свет выключили.

В его голосе послышалось что-то недосказанное. Я спросилхрипло:

– А кто его так?

– Не поверишь! Самое нелепое, за рулем был сыроед. Ну,из тех, кто не ест мяса, как вегетарианцы, ни молока, ни сыра, ничего жареного,печеного или вареного… Словом, только натуральное, сырое, как наши древниепредки, к тому же без мяса, рыбы… только травки! Наверное, от такойзамечательной пищи с ним что-то и стряслось. То ли с сердцем, то ли вглазах потемнело.

– Он так и говорит?

Голос Петра стал тише, в нем слышалось глубокое презрение:

– Да всякое лепечет. Верить ли? Что-то такое мелкое,трусливенькое. Клянется, что ехал как всегда. Вдруг, мол, не то руль внезапнодернулся, не то под колесо что-то попало. Не успел сообразить, как автомобильуже на тротуаре. Тряхнуло, грохнуло, проскрежетал по стене. Он даже не сразуврубился, что человека сшиб.

В комнате потемнело, я чувствовал, как будто осыпало поголой коже снегом. Страшновато.

– А что, – сказал я чужим голосом, – пыталсясказать Валентин?

В трубке хмыкнуло:

– Да кто слушал? Напротив, ему говорили, чтобы молчал,при таких ранах нельзя даже губами двигать. Вкололи что-то снотворное илиантишоковое, не знаю. Ну, чтобы помалкивал, дал организму дожить до больницы, атам уже спасут.

– Не дали сказать?

Голос Петра был угрюмый:

– Не дали. Хотя, наверное, зря. Почему-то принятосчитать, что умирающий может сказать что-то особенно важное. Он как бы ужевидит Ту Сторону. Я сам как-то собирал последние слова великих. Получилсякрасивый винегрет вроде: и ты, Брут?.. Света, больше света!.. За Родину, заСталина!.. Люди, я любил вас… Нет, не больно… Только не трогай мои чертежи…Пойду искать Великое «Быть Может»…

Он что-то говорил еще, цитаты так и сыпались, но я неслушал. Что мне слова великих этой крохотной планеты, мне бы услышать, чтостарался выговорить разбитым ртом Валентин!

Заварил еще кофе, с первого же глотка кровь двинулась потелу тугими горячими толчками. Снова начал различать и шумы за окном, иучащенное биение своего сердца, а с экрана телевизора, который почти незамечал, снова шло надоевшее о гигиенических прокладках, об особой краске дляволос, о несмывающейся губной помаде. Все ролики один за другим, кучно иторопливо, словно депутаты, спешащие в буфет, а я вдруг ощутил болезненный уколв грудь. Это ж если хоть сотую часть этих денег, что на такую рекламу, да нанужды, скажем, медицины, то уже наверняка на этой планете излечили бы рак иСПИД, а если бы колоссальные суммы, что выбрасываются на дорогие духи итуалетную воду, потратить на науку, то здешние существа уже топтали бы Марс иВенеру, строили бы фермы на спутниках Юпитера.

Да и многие проблемы, если бы не были разрешены уже сейчас,то разрешились бы в следующем поколении.

Дрожь прошла по телу, заледенила сердце. Не затем ли меня…Да кто же я, посланный затем… возможно, затем… чтобы повлиять на всю этунелепость, именуемую цивилизацией?

Обжигаясь, допил кофе, горячая, почти черная струя влилась вкровь, ударила в голову, сердце застучало чаще.

Меня подбросило, замелькали белые стены. Это мой разумоноситель,не в силах усидеть на месте, выскочил из кухни и заметался по квартире с такойскоростью, что картины на стенах и книжные полки слились в пестрые полосы.Дверь на балкон распахнулась с треском, набухла после недавнего дождя. С порогая застыл, прикованный страшным зрелищем: огромный бледно-оранжевый шар,небесный спутник этой планеты, медленно опускается за темный горизонт! Конечно,я понимал, что на самом деле Луна, вращаясь с огромной скоростью сразу внескольких направлениях, несется вокруг этой планеты, а та с еще большейскоростью, сравнимой разве что со скоростью пули, вертится и вокруг своей оси,и вокруг звезды. Но обманчивое зрение твердило, что пол под ногами находится вцентре мира, а я живу, да-да, живу в этом теле, что разлеглось в плетеномкресле на балконе, мой организм настойчиво посылает в мозг сигналы, что устал,чувства притупились, срочно надо освежить их… в некоем странномсостоянии – сне…

Я попробовал взять контроль над телом, оно в самом делеподчиняется во всем… за исключением вмонтированных в него ограничителей.Сколько я так просидел, таращась на жутковатое звездное небо, но в голове сновазароился туман, мысли начинали путаться. Мой организм уже сам по себе зевал,чесался, оглядывался на раскрытую дверь в комнату, где видна кровать. Как нигорько, но я настолько плотно всажен в это тело и привязан к нему, что егопримитивные инстинкты и желания властвуют надо мною!

– Черта с два! – сказал я зло.

Я смолол кофе, но в последний миг руки зависли над джезвой.Ну, поставлю на огонь. Ну, выпью еще одну большую чашку этого наркотика: ещекрепче, еще слаще, еще горячее. Продержусь без сна до утра. А что потом? Дажеза крохотную победу надо расплачиваться… Если смогу продержаться без сна,переломив примитивные инстинкты этого разумоносителя, то к утру голова будеткак ватой набита.

Значит, вот пока что первое открытие: я не могувоспользоваться никакими другими силами, кроме крохотных силенок моегоразумоносителя. Не могу перемещаться во времени и пространстве, для менязакрыто как прошлое, так и будущее. Я не могу даже протянуть руки и потрогать вИндийском океане воду, теплая ли, не говоря уже о том, чтобы усилием волиперенестись на Марс и побегать по его красным пескам, перейти в другоеизмерение и посмотреть взрыв сверхновой… Но что, что я должен совершить?

Расстелив постель, подошел к балкону, намереваясь закрытьдвери. В лицо пахнул прохладный ночной, нет, уже почти утренний воздух, слегкавлажный, с запахами разогретого асфальта и бензина. От близкой дорогипрошуршали шины, вдали звякнули составы, коротко ревнул гудок. В соседнем дворенадрывно забибикала машина с чересчур чутким автосторожем.