Игла и нить - Кэри Томас

Сила заклинания росла, угрожая разорвать их на части, но девушки держали его крепко, поднимая в воздух, пока мухи не взлетели под самый потолок и не принялись кружить там, словно грозовая туча. Эффи засмеялась. Свечи затрещали. Швейная машинка на алтаре ожила: ее игла принялась выстукивать четкий ритм – тук-тук-тук! Анне казалось, что ее голова вот-вот взорвется, словно она наполнилась водой, словно в ней жужжали мухи. Они выкрикивали слова – громче, громче, громче… А потом внезапно мухи освободились от своих невидимых пут и улетели прочь.

– Силой пентакля, жезла, кинжала и чаши освободи наши стихии. Вверху и внизу, внутри и снаружи, наш круг сплетай, но колесо вращать не прекращай…

Свечи погасли, и комната погрузилась в темноту. Анне почудилось, будто она возвращается откуда-то, а голову вот-вот разорвет. Иметь дело со столь мощной магией ей прежде не приходилось. Эффи вновь вышла на середину комнаты, с нескрываемым наслаждением завинтила крышку на банке слухов и поставила пустые стаканчики из-под смузи на алтарь.

– Получилось неплохо. Конечно, мы можем лучше, но у нас уже получается довольно хорошо. – В ее широко распахнутых глазах еще заметны были следы магии, их взгляд был немного потусторонним.

Роуэн упала на пол.

– Я выжата как лимон, – протянула она.

Мэнди рухнула рядом с ней.

– Какое-то время мне даже казалось, что я – это не я, – пожаловалась она. – Было довольно… напряженно.

Аттис ступил внутрь очерченного им круга.

– Так и было, – согласился он. – Я был напуган.

Эффи обняла его:

– Я же говорила, так ведь? Говорила, что все получится.

– Я никогда в тебе не сомневался и никогда не усомнюсь.

– Я всегда права.

– Я преклоняюсь перед королевой Эффи.

– Ой! – внезапно сказала Роуэн, взяв с пола свой телефон.

– Что такое? – тут же откликнулась Эффи.

Роуэн развернула телефон экраном к остальным ребятам.

На экране была видна простая рябь – рисунок был статичным – хотя нет, не совсем, – но вдруг сквозь рябь потихоньку начало проглядывать изображение. Спираль из семи концентрических кругов. Сердце Анны дрогнуло.

Ребята медленно повернулись и посмотрели на нее.

– Возможно, кругов не семь. – Роуэн прищурилась. – Трудно разобрать, но их может быть шесть. Или восемь.

Мэнди с Эффи подняли с пола свои телефоны, чтобы проверить, что творится с ними. Они повернули их экранами к остальным – на них также были видны семь кругов. Анна не знала, что сказать.

– Надеюсь, мой телефон не сломан. – Казалось, Мэнди винила в случившемся именно Анну.

– Главное, – вклинился Аттис, – что заклинание сработало. У вас получилось. Пошли.

– Надо бы проверить, исчезнет эта картинка с наших экранов или нет. – Эффи пыталась привлечь всеобщее внимание обратно к странной ряби на их телефонах.

– Не знаю, почему… – начала было Анна. – Я ничего такого не делала.

– Нам пора уходить, – повторил Аттис.

Остальные повиновались: они убрались в комнате и взяли свои вещи. После перезагрузки телефоны Роуэн, Мэнди и Эффи заработали, как прежде, однако спиралевидный узор из семи концентрических кругов не шел у Анны из головы. Проклятие. Темный взрыв сердца.

Она уходила из мастерской последней и, перед тем как выключить свет, окинула комнату взглядом. Мух нигде не было видно. Куда они подевались?

В тринадцать лет

Анна толкнула дверцу шкафа для посуды. Она была заперта.

Внутри царила не кромешная тьма; больше было похоже на сумерки, когда солнце только что опустилось за горизонт и мир не так уверен в себе. Девочка хорошо знала этот шкаф. Она открывала и закрывала его несколько раз в неделю, чтобы взять оттуда столовое серебро, ведь его нужно было чистить регулярно. Но сейчас все в нем было иначе – знакомые очертания в полутьме превращались в незнакомые, откуда-то появлялись тени. Анна потуже затянула узел на своем наузе.

Девочка вновь толкнула дверцу. Все еще заперта. Ее сердце готово было вырваться из груди, а полутьма в шкафу стала какой-то тесной. Теперь, затянув узел потуже, она различала в ней не так много – лишь призрачные силуэты, – но от страха у девочки дрожали пальцы. Анна попыталась осмотреть темное пространство вокруг себя: пусто. Она обернулась: снова пустота.

Ее страх был похож на черную дыру, в которой могло жить все, что угодно. Она не имела ни конца, ни края, за который можно было бы зацепиться.

Анна начала бешено колотить в дверь, крики сами собой вырывались из ее груди:

– Выпусти меня! Пожалуйста, выпусти меня! Тетя! Тетя! Ну пожалуйста! – Девочка принялась царапать дверь ногтями.

Шкаф для посуды теперь превратился во тьму, которую Анна не могла постичь. Это была ожившая темнота, с когтями, клыками и разинутой пастью. Глубокое ничто, угрожающее поглотить ее навсегда. Анна выронила из рук свой науз и не могла найти в себе силы, чтобы наклониться и поднять его. Раздался какой-то жуткий звук, заглушенный темнотой, – девочка с ужасом поняла, что это был ее собственный стон.

Дверь открылась, и внутрь шкафа хлынул свет. Девочка принялась глотать свет ртом, как будто ей настолько отчаянно его не хватало, что она готова была ползти за ним на четвереньках куда угодно.

– Возьми себя в руки, – велела ей тетя.

Анна оглянулась на шкаф для посуды и не заметила в нем ничего необычного.

– Чем больше ты боишься, тем сильнее разрастается темнота. Это не очень сложно; страх – довольно простая эмоция. Если тьма – это отсутствие света, то страх – это отсутствие разумного объяснения. Тебе нужно научиться просто выключать его.

Но Анне страх представлялся несколько иначе. Подобно тьме, у него не было ни конца ни края – он окружал ее замкнутым кольцом. Он прекрасно знал, что ему нужно, он был точен, как игла.

Анна вернулась вместе с Эффи и Аттисом к ним домой. В доме было тихо; на столе в кухне стояла недоеденная китайская еда и открытая бутылка вина.