Апейрогон. Мертвое море - Колум Маккэнн

Они ставили тарелку на стол, разворачивались и уходили. Он наполнил стакан водой и проглотил половину солевой таблетки, сел на кровать, вырисовывал глазами узоры на кирпичной стене напротив.

Он стал медленно и аккуратно сворачивать сигареты. Очень тщательно вставлял фильтр и заклеивал табак. Интересно, если слизать клей с бумаги, это будет считаться нарушением голодовки? Он внимательно завернул края, медленно склеил. Дым наполнил легкие, создав маленькую серую вселенную. Он почувствовал их расширение. Выдохнул. Дым притуплял боль. Он обернулся посмотреть на часы. Даже когда он был ребенком, время не текло так медленно. Он перечитывал наизусть слова песен в голове снова, и снова, и снова. «Конечно, мы вернемся домой, каким бы длинным ни был наш путь». «Передайте привет оливе и семье, которые меня воспитали». Он глотнул еще воды. Во рту был привкус железа, земляной. Яркий вкус. Он снова маленький мальчик, стоит у колодца. Он крутит рычаг, чтобы натянуть веревку. Ведро поднимается. Он несет его наверх в пещеру. Мама берет ведро за ручку и забирает из его рук. Ковш опускается в воду. Вода струится обратно в ведро.

На девятый день звуки снаружи становятся тише, и голод стал терзать по-настоящему. Он этого ожидал. Ритмичные, накатывающие приступы: море двигается по нему волнами. Он вспомнил город Акка и береговую линию. Он съездит туда, когда выйдет отсюда. Прогуляется по набережной. Будет смотреть, как волны поднимаются и падают на берег – белогривые лошадки на оливковом прессе моря.

Голод утомляет. Он больше не гулял по камере. Старался не думать. Мозг, как он слышал, может использовать столько же энергии, сколько и тело. Пролей мне на голову наказание кипящей воды.

Он понял, что стал больше спать. Охранники приходили и трясли его. Гуляш из ягнятины. Апельсиновая содовая, через стенки граненого стакана было видно, как на поверхность поднимаются пузырьки. Кусочек пахлавы блестит, смазанный медом.

Бассам кинул полотенце на поднос. Один из охранников остался у дверей камеры, смотрел на него.

Он попросил еще одно одеяло: у него появился озноб. Пришел врач, померил пульс, кровяное давление, уровень кислорода. Он посветил фонариком Бассаму в глаза и рот. Посмотрите направо, посмотрите налево, посмотрите наверх. Бассам закатал рукав, отвернулся, когда врач нагнулся, чтобы взять анализ крови. На выходе сказал на иврите: «Мазаль тов». Он не понял, что врач имел в виду. «Мазаль тов» – у вас все в порядке. Или «мазаль тов» – продолжайте голодовку. Или «мазаль тов» – вы террорист, вы умираете, и в этом ваша судьба.

Он почуял едкий запах от лосьона после бритья, которым пахло от врача.

На двенадцатый день он снова пошел в туалет. Он не мог этому поверить. Он не думал, что у него внутри еще что-то осталось. Оно выходило из него отвратительным потоком.

Запах стоял удушающий. Он резко поднялся. Закружилась голова. Он схватился за стену, чтобы не упасть. Остатки водянистого поноса полились по ноге и испачкали униформу.

148

Годы спустя это Сальва, не он, расстраивалась, когда дети оставляли еду на тарелках.

147

На первых этапах голодания человеческое тело – как и тело птицы в полете – начинает использовать мышечный белок, чтобы производить глюкозу. Падает уровень калия. Тело теряет запасы жира и мышечную массу. Снижается сердечный ритм. Кровяное давление то падает, то повышается. Наступает дезориентация. Снижается координация, появляется медлительность, чувство покачивания на волнах. Спустя две недели голодания низкий уровень витамина В1 и других веществ наносит такой урон заключенному, который иногда приводит к серьезным неврологическим проблемам: когнитивному диссонансу, потере зрения и снижения моторики.

146

Находясь в тюрьме, Вануну-предатель провел в голодовке тридцать три дня.

145

Охранник пришел ранним утром на следующий день. Одевайся, сказал он Бассаму. На нем уже была вся его одежда. Другой охранник стоял у двери со сложенным стулом. Бассам наотмашь отказался от него. С ним все в порядке, сказал он, сам пойдет, может даже пробежаться, если нужно, в действительности он может выбежать прямиком за ворота, если они подержат для него двери.

Он остановился у входа в камеру, ухмыльнулся, повернулся и забрал Коран. Пока его не будет, камеру точно обыщут, он знал. Он не хотел, чтобы они прикасались к священной книге.

Он слышал, как другие свистят и стучат по стенам коридора. В галдеже он уловил, как произносят его имя. Он шел дальше. Веки были тяжелые. Он остановился на мгновение, чтобы сбалансировать вес тела. Он не делал никаких жестов, не издавал никаких звуков. Металлическая лестница плыла перед глазами.

Он не был уверен, сможет ли вообще спуститься, но вместо этого Бассама повели к лифту. Огоньки на кнопках пульсировали. Его провели в комнату ожидания. Женщина принесла стакан воды. Она была одета в гражданскую одежду. Когда она развернулась, он услышал шелест ее волос. В воздухе задержался аромат миндаля.

Он положил Коран на колени.

Бассам боролся со сном, но его разбудила большая рука, которая трясла за плечо. Он не знал, как долго его заставили ждать. Его провели в кабинет. У стула было глубокое сиденье. Он чувствовал, что потерял много веса.

На полках стояли книги, на стенах висели карты, на столе стояли фотографии. Стакан с торчащим из него маленьким израильским флагом. Миска с завернутыми в обертку конфетами сбоку на столе. Красно-белые карамельки. Завернутые в прозрачные фантики.

Он знал коменданта Добника. Они много раз тренировались вместе. Это был худощавый, седой мужчина с голубыми глазами. Бассам прекрасно знал, как будет разворачиваться разговор. Добник скажет, что он надеется, с Бассамом хорошо обращаются в тюрьме. Бассам ответит, что он желает лишь, чтобы с ним обращались справедливо, вот и все. Добник скажет, что поделать ничего нельзя до тех пор, пока он не прекратит голодовку. Бассам ответит, что может прекратить голодовку только, если что-нибудь будет сделано. Добник посоветует ему проконсультироваться с адвокатом. Бассам усмехнется и скажет, что доступ к адвокату был заблокирован. Добник скажет, что с радостью расследует это. Бассам ответит, что обрадуется, если будет расследование. Добник еще раз скажет, что ничего нельзя сделать, пока он не прекратит голодовку. И Бассам снова повторит, что не прекратит голодовку, пока что-нибудь не будет сделано. Добник вздохнет и скажет, уж что-нибудь точно можно сделать, если бы Бассам чуть-чуть им помог, мир же полон компромиссов. Бассам ответит, что он уже семь лет заключал компромиссы и два месяца его не сломают.

Спустя пятнадцать минут Добник