Апейрогон. Мертвое море - Колум Маккэнн

126

После резни в Деир-Ясине Альберт Эйнштейн написал организации «Американские друзья борцов за свободу Израиля» – также известной как группировка Штерна, – что он больше не будет оказывать им поддержку или искать финансирование для их деятельности.

125

На протяжении многих лет кафедру Саладина фотографировали, срисовывали и снимали в кино, но никогда не пытались составить по ней чертежи. Никаких чертежей. Никаких рабочих материалов. И ремесленников таких не было, которые смогли бы разгадать все ее секреты.

Королевская семья хашимитов в Саудовской Аравии выступила с призывом к архитекторам, математикам, компьютерным экспертам, каллиграфам, дизайнерам роботов и даже теологам, но никто, даже при помощи современных компьютеров, не смог разгадать загадку деревянной кафедры.

Ремесленнические таланты тоже были растеряны за прошедшие века. Большинство ремесленников за последние годы стали использовать гвозди, болты или клей, и столярные навыки были почти утрачены.

После трех этапов глобального поиска и привлечения команды наилучших специалистов работа по созданию нового минбара была отдана в руки человека, о котором никто и никогда не слышал – инженеру-строителю из бедуинского племени Минвер аль-Мехейду.

Он раскрыл, что секрет конструкции был не в том, что тысячи составных частей висели на каркасе, а в том, что они были гармонично переплетены друг с другом.

124

Понадобилось много лет, чтобы найти нужную древесину – идеальная роща деревьев грецкого ореха была, в конце концов, найдена турецким столяром, который привел группу дизайнеров в отдаленный лес на границе Ирана и Ирака. Деревья срубили в середине зимы, но дровосекам пришлось подождать четыре месяца, чтобы с дорог сошел снег и можно было вывезти бревна.

Дерево было твердым, износоустойчивым, красивым, тонкослойным, светлого оттенка. Деревья были достаточно высокие, чтобы доски из них не растрескались.

На складе в Аммане собрались все мастера – индонезийцы, турки, египтяне, иорданцы и палестинцы.

Следуя чертежам аль-Мехейда, она начали вырезать и складывать шестнадцать тысяч деревянных деталей. Первая сторона заняла два с половиной месяца. На оставшуюся часть ушло несколько лет.

Когда они закончили, искусствоведы из Лондона, Аммана, Нью-Йорка, Парижа, Багдада – все сказали, что каким-то неведомым образом они дали новую жизнь тому, что, казалось бы, исчезло навсегда.

В общей сложности реконструкция минбара Саладина заняла тридцать семь лет.

123

Экспериментальная опера Филипа Гласса «Эйнштейн на пляже» была задумана без традиционного сценария. В либретто указаны короткие отрывки поэзии, песен, ритмов, слоговые ноты сольфеджио, примеры числовых повторений. Четыре акта представления занимают четыре или больше часов.

Произведение – которое при кажущемся отсутствии сюжета должно было вытянуть на поверхность, что называл Гласс, «открытого» Эйнштейна, возможно, даже больше похожего на себя самого, благодаря бессюжетности, – держалось вместе благодаря небольшим «пьесам на коленях», или интермеццо, которые протягивались между актами.

Коленные пьесы сочетают в себе монотонное хоровое пение с пульсирующим человеческим нарративом. Достигаемая безмятежность окружена чувством непрекращающегося беспокойства.

122

С возраста одиннадцати лет Рами знал разницу между Пантерой и Тигром. Мог назвать различия между оберштурмбанфюрером и рейхсфюрером СС. Заучил спецификацию Мессершмитта Bf 109. Знал размеры бензобаков всех юнкерсов. К нему подкрадывались Эйхман, Геббельс, Кох, Гиммлер. В нем закипала ярость.

Он делал все, что мог, чтобы культивировать в себе гнев. Он изучил все книги о Холокосте, какие только мог достать, прочесывал их поздно ночью. Рауль Хильберг. Исраэль Гутман. Чил Раджчман. Он знал наизусть названия всех лагерей. Бухенвальд. Флоссенбюрг. Белжец. Герцогенбуш. Маутхаузен. Треблинка. Он мог оттарабанить точные размеры лагерей в Освенциме.

Каждый факт, каждая цифра преследовали его. Восстание в Собиборе. Кристаллнахт. Лидице. Он читал этикетки на обороте, чтобы убедиться, что товар не немецкий. Ему снились кошмары, в которых его превращали в мыло. Он испытывал ненависть даже к акценту и заметил, что приписывает его учителям, которые ему не нравятся.

Даже сама мысль, что он однажды может поехать в Германию, окатывала его ледяной водой по спине.

121 [99]

120

Поезда, грохоча, проезжали сквозь них. Берлин. Кельн. Мюнхен. Ганновер. Франкфурт. Лейпциг. Собрание за собранием. Выступления в зданиях городского совета. Встречи с филантропами. В последнем месте их зазывали сразу в следующее. К концу всех дней они были измотаны. Рами не мог поверить, что сюда приехал. Он попытался объяснить журналистам: он дитя Холокоста и поклялся никогда сюда не приезжать. Он был уверен, что внутри у него что-то порвется. Мысль о том, что он будет проезжать рядом с лагерями смерти, сердила и злила. Железнодорожная станция. Объявление по громкоговорителю. Человек в униформе. Пальто с пряжкой посередине. Товарные вагоны. Рука в руке, сложенные за спиной. Женщина, бегущая по улице. Что угодно. По прибытии их встречала небольшая группа профессоров и активистов. Рами почувствовал, как страх бьется в горле. Ладони холодные и потные. Он не мог пожать никому руку. Поднялся багажник «Мерседеса». Серебряный значок поймал флуоресцентный свет. Какой ироничный символ мира. Он присел на заднее сиденье. По дороге в город он сидел, не произнося ни звука, позволил Бассаму говорить. За окном – высокие здания из стекла, чистые архитектурные линии. Отель полностью соответствовал его ожиданиям – высокие колонны, кирпичные стены, фонтан, большой вход, – но сотрудники были веселы, свет – ярок. Честно говоря, он ожидал, что Германия окажется темнее, ниже, вероломнее. Он доехал на лифте до своей комнаты, закрыл дверь на ключ, позвонил Нурит по телефону. Она его отчитала. Она много раз бывала в Германии: ни о чем не беспокойся. Расслабься. Наслаждайся поездкой. Звони мне каждый день. Он встал под душ. Даже это, даже здесь: душ. Он остановился и посмотрел на себя в зеркале. Его светящаяся, белая кожа, подстриженные накануне волосы. Он аккуратно выбрился, надел свежую рубашку, позвонил в комнату к Бассаму. Они спустились вместе вниз. Ресторан был зеркальным домом из хрустальных канделябров. Столик на десятерых, по меньшей мере двое из них евреи, подумал он. Он знал, что Бассам скорее всего занимался сейчас той же математикой, пытаясь уловить мусульманские имена, выглядывая арабские лица. Хозяева обозначили ход разговора: о чем они будут говорить, собрания, встречи. Среди немцев было немало интересующихся, сказали они. Израильтянин и палестинец путешествуют вместе. Более того. Израильтянин, высказывающийся против оккупации. Палестинец, изучающий Холокост. Как свести эти вещи воедино. Как пробудить публику ото сна. Тишина нужна для того, чтобы ее нарушать. Они были уверены, что люди готовы слушать. Поверьте нам,