Селянин - Altupi

где хотели, из закутов доносилось сытое ленивое похрюкивание свиней, а дверь коровника была распахнута. Кирилл на всякий случай проверил задние дворы, огород. Егор либо повёл Зорьку на выпас, либо ушёл к Лариске.

Быстро сделав свои дела в туалете, Калякин понёсся на улицу, кляня себя последними словами, что не согнал свою тушку с постели раньше. Вообще-то помощь Егору не требовалась, они ещё вечером договорились, что Кирилл займётся установкой колёс на машину, чтобы на ней поехать в город.

Пулей выбежав из калитки, чуть не подавив копавшихся перед нею с уличной стороны кур, тут же поднявших возмущённое кудахтанье, Кирилл пробежал по пружинящей траве и затормозил на обочине. Завертел головой направо, куда обычно уводили корову, и налево, где находился «дом лесной феи Лариски». Справа он не увидел ничего, кроме обрамляющих дорогу деревьев и кустов с пыльными листьями. А картина слева порадовала его мятущуюся душу: возле дома банкирши стояли пять автомобилей. Её оранжевый «Мокко» был припаркован непосредственно у витых ворот, рядом, прямо на ухоженной зелёной лужайке, поставили «Лэнд Крузер Прадо» и «Паджеро», и два «Ниссана» — «Кашкай» и «Альмера» бросили на обочине. Машины блестели от росы.

Так-так, у Лорика полный коттедж народу. Значит, он не ошибся, что банкирша вчера подшофе названивала. Приехала с карагодом гостей, нажралась и сразу за телефон схватилась — типичная баба! Кирилл надеялся, что среди этого сборища имеется хоть один мужик, который её выебал ночью. Какой-нибудь толстопузый владелец «крузака» — самая подходящая ей пара.

Егор точно при посторонних к ней не пойдёт. Тем более в семь утра. Да и вот следы его сланцев и коровьих копыт отпечатались в пыли. Теперь Кирилл их заметил.

Он злобно ухмыльнулся про себя и пошёл за колёсами, которые вчера с горем пополам собрал воедино. По одному перекатил их со двора Рахмановых через дорогу к своей машине. Испачкал руки. Его обругали куры. Но и он их тоже.

Когда поддомкратил правую заднюю часть кузова, убрал из-под ступицы берёзовый чурбак и обернулся, увидел приближающегося Егора. Он шёл быстро, уверенно, с обычным отстранённым видом. На растянутой линяло-синей футболке темнели влажные пятна. Голые коленки выглядели соблазнительно.

Кирилл разогнулся и, вытирая ладони о штаны, развернулся к нему. Улыбнулся во весь рот.

— Утро доброе! А я вот только начал. Но успею! — заверил он. Протянул руку, чтобы привлечь Егора к себе, но тот сделал шаг назад и покачал головой.

— Не надо на людях.

— А где ты видишь людей? — не проявил серьёзности Кирилл, повёл носом по сторонам, хмыкнул, утирая нос запястьем, и указал на скопление иномарок. — Ты про этих, что ли?

Ему хотелось видеть, как Рахманов реагирует на приезд банкирши с большой компанией. Ревность заставляла идти на провокации, разводить на проявление эмоций. Однако с Егором, к сожалению, этот трюк не проходил. Он, конечно, устремил взгляд на машины и коттедж, но это был совершенно бесстрастный взгляд, будто он смотрел на банку огурцов или ведро картошки.

Егор вернул взгляд на Кирилла.

— Помощь нужна?

— С чем? С этим? — Калякин носком шлёпанца пнул прислоненное к двум другим колесо с резиной «мишлен». — Нет, конечно! Я сам справлюсь, — в этом у него имелись сомнения, впрочем, и энтузиазма не меньше. — За полчаса, думаю, справлюсь, а потом тебе помогу. Пойдёт так?

— Не надо мне помогать. Просто здесь не напортачь, чтобы у нас по дороге, как в «Ну, погоди!», колёса не отлетели. — Лицо Егора посветлело, на губах заиграло что-то типа усмешки. Вот ради такого его настроения Кирилл вообще был готов горы свернуть. И ему очень захотелось прикоснуться к любимому, прямо невмоготу, аж в теле дискомфорт появился. Он оглянулся по сторонам, убедился, что их своей двухтонной тушей прикрывает «Фольксваген», и, встав почти вплотную к Егору, провёл рукой по его бедру, приподнимая эластичную ткань дешёвых шорт. Селянин поймал скользнувшую ладонь и крепко сжал в своей. Его губы чуть разомкнулись, показывая белые ровные зубы, а тёмно-карие, лишающие рассудка глаза вперились в него. В них Кирилл прочёл беззвучную симпатию, которую Егор мог позволить себе, бесконечное желание наконец быть любимым и доверять, благодарность, вожделение и мольбу сделать его счастливым. А может, Кириллу только показалось, что он прочел именно это. Возможно, в глазах Егора было написано об отказе себе в этих естественных человеческих потребностях и запрете на любовь и ласку.

Нет, всё-таки ладонь в ладони, глаза в глаза — говорило о многом. Несравненно большем, чем два члена в одном кулаке вчерашней ночью. Они словно оказались в собственном маленьком мирке, где существуют только двое, слитые воедино, и каждый для другого — целая вселенная, центр мироздания. Кирилл даже забыл о Ларисе. Он лишь жалел, что не умеет произносить красивых речей, и поэтому не может нормально выразить переполнявших его чувств. Мечтал простоять так вечность — на утреннем чистом воздухе, в гомоне птиц, когда из-за барьера в виде машины все думают, что они просто смотрят друг на друга, а они держатся за руки и так обмениваются признаниями в любви.

Первым очнулся от наваждения Егор. Да и прошло-то не больше двух минут.

— Кирилл, — сказал он, и Кирилл понял, что Рахманова тянет прямо сейчас прижать его к дверце «Пассата», запустить пальцы в изрядно отросшие волосы и, прижав своим цыплячьим весом, поцеловать, смять губы в кровь. Но это оказалась мимолётная искра, потом взгляд потух, и голос утратил страсть. — Если закончишь раньше восьми тридцати, помоги Андрею с завтраком.

— Хорошо, — сказал Калякин. Рука Егора выпустила его ладонь. В этом движении было что-то пронзительное, рвущее душу, и вместе с тем радостное, дарящее надежду. Реальность и повседневный быт разлучали их, не давали проводить время в плотских утехах. Однако делать одно дело, быть одной семьёй — великое наслаждение.

Кирилл смотрел в спину удаляющемуся Егору и не понимал, как его мог зацепить воняющий фермой парень. Парень, из-за которого он вскакивает с постели ни свет ни заря, клеит колёса на примитивном оборудовании, берётся сам ставить их, хотя в душе не представляет, как это правильно делается, борется с прочно пустившей корни в его мозгу ленью. Парень, которого хочется оберегать. Парень, на которого хочется равняться. Парень, с которым прекрасно спать.

Уму непостижимо: деревенщина — его идеал, пидор — его идеал.

Когда тонкая фигура Егора исчезла за растущими у обочины вишнями, Кирилл вздохнул и всё-таки приступил к возвращению заднего колеса на законное место. Подкатил, пристроил на шпильки, вынул из пакета гайки…

Мысли ушли прочь от рутинной работы.

С девками всё в его жизни было иначе. Совершенно иначе.