Хроника смертельной весны - Юлия Терехова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели — картой?
— Именно. Хотите знать, на кого она оформлена?
— Говори немедленно.
— Пластиковая карта оформлена на ваш пресловутый Фонд. Вот ее номер, — он протянул Жики клочок бумаги.
— Я тебе не верю, — отшатнулась тангера. — Ты лжешь!
— Полегче на поворотах, мадам! Если вы мне не верите, то какого черта впутали меня в это дело? И вообще, по-моему, я единственный, кто еще не забыл о дочери Антона.
— Не говори о том, чего не знаешь! — разозлилась тангера, но бросив взгляд на его лицо, была вынуждена сбавить обороты.
— Сверившись со временем, указанном на чеке и на банковском слипе, а далее — взломав камеры слежения на кассах магазина, я нашел человека, который расплатился картой. Взгляните, вы его знаете?
Он сунул ей под нос планшет. Жики впилась в него пытливым взглядом, долго всматривалась в экран, но потом с сожалением вернула планшет Джошу: — Это может быть каждый второй из наших агентов. На нем темные очки, а бороду можно и приклеить. Больше не видно ничего, слишком глубоко надвинут капюшон. Изображение отвратительное.
— Это я его еще оцифровал, — буркнул агент. — Единственная зацепка — карта.
— Плохая зацепка, — покачала она головой. — У наших банковских карт слишком много дублеров. Если б можно было отследить, какой из них…
— Я пробовал, не вышло. Зато я нашел номера всех сотовых, которые засветились в этом торговом центре в дневное время, благо дело было в будний день и народа было мало. Я отсек работников магазинов, техслужбы и женщин. Получилось двести пять человек. Извольте взглянуть, может, найдете здесь кого-нибудь из ваших людей.
— D'accord[311], — она вырвала из его пальцев бумажку. — Ну, гляди у меня!
Он ухмыльнулся.
— И нечего ухмыляться! Еще раз повторяю — никакой самодеятельности. И не забывай о своей клятве.
Чуть позже, где-то в районе Этампа
Тони проснулась от того, что чья-то рука погладила ее по голове. «Мамочка… — прошептала она спросонья. — Мамочка, это ты?»
— Нет, малышка, — услышала она мужской голос. — Мама далеко.
Она сразу все вспомнила и, подскочив на кровати, сжалась в комочек: — Кто вы?! — воскликнула она, но рука зажала ей рот — осторожно, но настойчиво: — Тихо, малышка!
Она покорно затихла. За долгое время заточения Тони привыкла повиноваться. Она делала то, что говорили — ей даже в голову не приходило ослушаться.
— Вот умница. Открой глазки. Почему ты их закрываешь?
Открой, значит, открой… Тони открыла глаза. На кровати сидел мужчина, одетый в черное. Лица она не видела — его голову покрывал глубоко надвинутый капюшон.
— Не бойся, — произнес мужчина. Он говорил по-французски как папа — без малейшего акцента.
Тони, однако, не ответила — в груди у нее трепыхался жестокий страх.
— Не бойся, — повторил мужчина.
— Я… я… не боюсь, — наконец, гордо выдавила из себя Тони. — Вы кто?
— Неважно. Малышка, как ты?
— Нормально, — Тони старалась, чтобы голос ее звучал максимально твердо. Какого черта, в самом деле? И папа, и мама, всегда твердили «Гордость — прежде всего».
— Молодец. Ты прекрасно держишься, — мужчина попытался погладить ее по голове, но Тони отшатнулась. — Не бойся, — повторил он.
На этот раз она промолчала. Что толку снова спрашивать, кто он. Если не говорит, значит, не хочет.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Хорошо, — эхом откликнулась она. — Где моя мама?
— Не знаю. Ты скучаешь?
— Нет! — закричала она, не выдержав. — Вы совсем псих, или притворяетесь?
— Успокойся. Скоро все закончится.
— Закончится? — тут она почувствовала, как в груди что-то мелко задрожало. — Вы меня убьете?
— Ну, что за глупости. Хочешь конфету? — он протянул ей шоколадный батончик.
Тони презрительно отвернулась, поджав губы. Он что, пытается ее купить?
— Не хочу.
— А мороженое? Вот, смотри… Шоколадное мороженое.
Тони покосилась в его сторону — он держал в руке упаковку шоколадного мороженого — бельгийского, ее любимого.
— Это мне?.. — она судорожно вздохнула.
— Ну конечно, — он разорвал упаковку и протянул ей мороженое — покрытое изморозью, темно-коричневого цвета.
И она не выдержала. Выхватив из его рук благоухающий ванилью и шоколадом рожок, она впилась в него зубами — мороженое стремительно таяло и капли падали на льняные простыни…
— Вкусно? — поинтересовался гость.
— Угу, — буркнула Тони.
— Прекрасно. Я рад, — он внимательно наблюдал, как девочка поглощает мороженое и вытирал невесть откуда взявшейся салфеткой шоколад с ее щек и губ.
— Ты отведешь меня к маме и папе? — спросила она.
— Скоро, — откликнулся он. — Но сначала необходимо, чтобы ты все доела.
— Я доем, — пробормотала девочка. Она внезапно поняла, что очень хочет спать. — Я доем, — повторила она. — Только попозже, можно? Спать хочется.
— Нет-нет, — возразил ее гость. — Надо доесть прямо сейчас.
— Но я хочу спать, — она зевнула.
— Доешь, Тони, — настойчиво повторил он.
— Потом… — она выронила остатки мороженого, и оно шлепнулось на постель.
— Ай-яй-яй, — покачал он головой. — Как неаккуратно, ma chérie…
Голова Тони клонилась к подушке, глаза слипались, и гость осторожно придерживая девочку за плечи, уложил ее и укрыл одеялом. — Вот и хорошо. Спи, детка….
С этими словами он аккуратно вытер пол, закапанный мороженым, поднял сорванную упаковку и, тихо притворив за собой дверь комнаты, вышел.
— Вы знаете, что делать, — и в комнату, где Тони погружалась в бесконечно глубокий сон, вошли двое.
Через несколько дней, Париж. Pont-Nef[312]
В Сене отражалось ночное небо и редкие звезды. На Париж уже опустилась темень — в третьем часу ночи городское освещение стало совсем скудным, горели только молочно-блеклые фонари на набережной и на безлюдном мосту Неф. Байкер, весь в потертой жесткой коже, стоял, опершись о мотоцикл на мосту, прямо у съезда на набережную Гран Огюстен. Ждал ли он кого-то, следил ли за кем-то? Женщина, пару раз оглянувшись, мгновенно о нем забыла. Она уже полчаса сидела на каменной лавке у парапета и, не отрываясь, смотрела вниз, на реку. Она купила пачку сигарет еще днем и теперь курила одну за другой — пачка была наполовину пуста, только в тот момент, когда она затягивалась обжигающим дымом Gauloises, отпускала тянущая боль в сердце — она боялась подняться с лавки, понимая, что вряд ли дойдет до отеля.