Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

Солдат встречалось очень мало. Ехали мы больше рысью: спешили. И Господь помог: мы благополучно съездили и вернулись обратно в тот же день, сделав таким образом верст 40 в оба конца.

Я теперь езжу уже на японском седле. Мое износилось, сгнило; а японское мне подарил 3-й эскадрон, который под Инкоу ходил в атаку и захватил 5 лошадей от убитых японцев. Седло новое хорошее, и, главное, кобуры очень поместительны.

Завтра четверг Страстной седмицы, а мы выступаем в этот день. Вот наша доля! Слава Богу за все.

Глава VI

У границ Монголии

14 апреля

Наступил Великий четверг. А мы выступаем в поход дальний и опасный, еще верст на 30 к западу от железной дороги и нашей армии. В общем, выйдет верст 85 от Гунчжулина. Оторваны будем буквально от всего. Придется жить в местности низменной, сырой (прибрежья р. Даляохе) и кишащей хунхузами: ведь до Монголии 10–12 верст.

О, как я мечтал на Страстной и Святой неделях насладиться чудным нашим богослужением! Да что я? Можно сказать все до единого в отряде мечтали о том же. Распределили порядок служб, украсили по возможности церковь; даже послали в Харбин за свечами, чтобы на «страстях» и пасхальной заутрене все воины имели в руках свечи, раздобыли хмель и хорошей муки для просфор. И вдруг все рухнуло. Ох, тяжело!

Кстати о просфорах. Вопросом этим здесь мучаются священники. Но меня Ксенофонт, спасибо ему, всегда выручает. Китайцы не имеют печей; а в каны вмазаны котлы, в которых они варят себе пищу. Так вот в этих-то котлах Ксенофонт и умудряется печь просфоры: разогреет пустой котел, посадит в него просфоры и сверху закроет крышкой – получается печь.

Зная трудность печения просфор, я сказал Ксенофонту, чтобы он пек только по 5 просфор на службу. Каково же было мое удивление, когда утром перед литургией он притащил целую корзину, не менее 300 просфор!

– «Что это?», – спрашиваю.

– «Да на запивку-то солдатикам: ведь в России-то бывало каждому дают по просфоре. Вот я и здесь потрудился: всю ночь пек. Солдатам-то будет очень приятно».

Так все говение и прошло у нас по-российски, т. е. на запивку каждый причастник получал просфору. А всего приобщилось более 4 000 человек; и Ксенофонт успел, дай Бог ему здоровья.

Итак, приготовились мы к духовным торжествам. И вдруг приказ:

– «Конному отряду ген. Степанова 14 апреля занять деревню Цудявазу и разведывать долину р. Даляохе».

Прочли и ахнули. Вот и отпраздновали Пасху! Когда теперь придем в эту Цудявазу и устроимся? Да и деревушка-то, говорят, совсем плохая. Ну, что ж делать? Смиримся! А теперь нужно приниматься за сборы.

Пошли в церковь. Скрепя сердце, все уложили. Велел разобрать и взять с собою деревянный крест, перед которым мы молились в неделю Крестопоклонную до прихода обоза и церкви. Не хватило духу с ним расстаться: слишком много духовного восторга-отдохновения пережито под его святой сенью. Да к тому же поклонение этому кресту было сейчас после Мукдена…

Вернулся в фанзу, уложил свои вещи. Час дня.

– «К коням! садись!», – раздалась команда.

И мы тронулись. Грустно было проезжать по улицам Юшитая. На войне как-то быстро сживаешься с людьми, с обстановкой. Вот и здесь уже многие китайцы стали нам «шибко знакомы», некоторых я даже полюбил. Теперь они стоят на улице, машут шапками, приседают: прощаются с нами. А маленькие китайчата-нищие снуют между лошадьми и орут во все горло, приложив руку ко лбу.

– «Капетана шибко знаком, моя кушь-кушь надо, моя денга меюла, капетана денга ю».

Юшитайским нищим теперь плохо будет: от китайцев много не получишь, а русские «капетаны» были очень щедры.

Выехали из города и свернули на юго-запад. Верст 10 проехали благополучно, а потом начались муки обоза. Местность, чем ближе к реке, тем все становилась низменней, и почва во многих местах была совершенно, как подушка: едешь, а она опускается и вздымается, будто дышит. Некоторые повозки, особенно арбы, прямо сели, т. е. колеса более, чем наполовину, ушли в трясину. И затем людьми уже тащили и повозки, и мулов. Как эти места прошла наша артиллерия, не могу понять. Картина местности страшно унылая: ни одной большой деревни, а все отдельные «импани», т. е. поместья, хутора, окруженные высокими глиняными стенами с бойницами и башнями по углам. Везде небольшие перелески, рощицы, нарочно насаженные для укрепления почвы. Дичи всевозможной масса. Особенно же много дроф, гусей, уток и проч. Глушь непроглядная.

А мы все едем и ждем-не дождемся, когда-то встретят нас высланные рано утром вперед квартирьеры. Наступила уже темнота. Меня немного лихорадило. В мыслях невольно проносились картина за картиной из прошлой, мирной жизни. Ведь бывало в это время я читал уже в родном своем храме страстные Евангелия. Ну… Слава Богу за все?

На встречающихся изредка китайцев со всех сторон сыплются вопросы:

– «Ходя! Доше (сколько) ли (1 ли = полуверста) Цудяваза?»

– «Цудяваза?», – непременно переспросит китаец и потом отвечает: «Пага (8) ли».

– «Слава Богу, осталось только пага (т. е. 4 версты)», – говорят солдаты.

Действительно, в 8 часов вечера нас встретил квартирьер корнет Педашенко и проводил в отведенную фанзу-импань; причем сообщил, что деревня эта тянется отдельными импанями верст на 7. Вот как разбросан будет наш отряд!

Я так устал, что не дождался кровати, лег прямо на кан и уснул, как убитый.

15–16 апреля (д. Цудяваза).

Лихорадка потрепала-таки немного меня. Однако при помощи хины я скоро оправился и уже в полдень пошел осматривать окрестности.

Наша резиденция-импань окружена хорошей рощей. Деревья высокие, могучие. Между ними дорожка. На деревьях суетятся грачи, вьют себе гнезда. Ах, как пахнуло родиной! Несколько минут я стоял как бы в забытьи. Вот мне и место для прогулки! И очень хорошо поставить здесь церковь для пасхальной службы. Нашел и удобную для этого полянку.

Окрыленный надеждой, вернулся я в фанзу. Может быть, и недаром рискнули мы взять сюда церковь. Именно, рискнули, мы ведь на аванпостах и представляем из себя летучий конный отряд; двуколку с церковью взяли только на 17-е ради Пасхи, 18-го мы уже отправим ее с конвоем обратно в Юшитай.

Отряд наш начал свою трудную службу: не только здесь везде расставлены часовые и ездят вооруженные патрули, но ежедневно 2 эскадрона уходят на берег р. Даляохе и высылают разъезды по всем направлениям.

В 3 часа я прочитал Евангелие и пропел «Благообразный Иосиф» про себя, конечно.

Денщики до самого вечера чистили фанзу нашу и оклеивали окна белой