Разбитое сердце июля - Елена Арсеньева

– Да нет, не может быть, –пробормотал он. – Не сходится. Там только два Ю.

– Вы что, считать не умеете? –крикнула она. – Поехали, поехали скорей!

Нестеров нажал на газ.

– Два Ю! – крикнул, сердито косясьна Алену. – Два!

– Три!

– Да какое ж третье?

– Так ведь «Красотка»! «Красотка» же!

– Никогда не знал, что это слово пишетсяс буквой Ю!

Ох, какой тонкий юмор, вы только подумайте!Никогда не знал он… Да что ты вообще знал?! Что бы ты узнал об этом деле,деревяшка несчастная, если бы на твоем пути не встретилась писательницаДмитриева?!

– Вы что, в самом деле непонимаете? – спросила Алена с оскорбительной холодностью. – Вы, можетбыть, фильма «Красотка» не видели?

Нестеров покосился на нее, но ничего несказал.

Ну, видел он фильм «Красотка». И что? Дурацкийфильм. Хотя ему понравился… Особенно главная героиня понравилась, вернее, актриса,которая ее играла. Настолько понравилась, что некоторое время Нестеров считалее, вместе с этим ее широченным ртом и ногами от ушей, идеалом женской красоты.Долго считал… до тех пор, пока к нему в постель не залезла одна высокомернаяписательница, которая умудрилась в этой постели спокойно уснуть, а он вынужденбыл лежать рядом, руки по швам, и кулаки сжимать оттого, что хотел вписательницу вцепиться, а не мог. Боялся! Она каким-то образом внушила ему ижелание безумное, и страх – страх обидеть ее. Как будто он держал в рукаххрустальный сосуд с дурманящим напитком, и хотел испить, и боялся нечаянноуронить, разбить… Прошла ночь, даром прошла в мучениях плоти, и день рядом сней так же прошел, только и удалось, что уловить запах ее волос, когда онаплакала у него на плече… О чем плакала, о ком?! И другая ночь миновала вдали отнее, и нынешнее утро не дало утоления, хотя ее голые ноги и бедра были ужесовсем близко, и запах ее, ночной, томный запах женщины, уже раздразнил его…

Куда там до нее какой-то актрисе, пусть дажесамой Джулии Робертс!

Что? Джулия?

Но ведь Джулия – это по-русски Юлия. Юлия!

«Юпитер», Юрист, Юлия…

Три Ю!

– Может быть, он все-таки еще жив? –сказала Алена, но в голосе ее не было даже намека на надежду.

И напрасно, между прочим!

Потому что Холстин оказался все-таки жив. И нееще, а вполне.

Когда они ворвались в салон «Красотка», ихвстретили благостная тишина, аромат цветов и блики многочисленных зеркал, вкоторых дробился и множился пепельно-розовый интерьер. Элегантная молодая дамаза стойкой ресепшн воззрилась на них не без тревоги, однако радушная улыбка всеже вспорхнула на ее тренированные, напомаженные уста:

– Добрый день, господа. Что вам угодно?

– У вас здесь находится Холстин НиколайВасильевич, – выпалил Нестеров, выставляя вперед распахнутоеудостоверение. – Немедленно проводите нас к нему. Слышите?

– Я должна посоветоваться сдиректрисой, – пробормотала дама и положила руку с умопомрачительныминогтями на телефонный аппарат (тоже пепельно-розовый, мимоходом отметилаАлена), но Нестеров выдернул ее из-за стойки и чуть ли не пинками погнал покоридору.

Прекрасная дама, всхлипывая и спотыкаясь,наконец ткнулась в какую-то дверь и всхлипнула:

– Виктория Борисовна, к вам… извините…можно?

Нестеров оттолкнул ее и ворвался в дверь.Алена – за ним. В небольшой комнате посредине стояло косметическое кресло,разложенное по горизонтали, на нем лежал голый, укрытый до пояса красноймахровой простыней человек. Волосы его прикрывала прозрачная голубая шапочка,лицо – прозрачная бумажная салфетка.

Никого больше в кабинете не было.

– Холстин! – крикнулНестеров. – Это вы?

– В чем дело? – Человек сорвал слица салфетку и резко сел. Это был Холстин, живой и невредимый. – Нестеров?И вы, как вас там… Алена?! Какого черта вы здесь делаете!

– Как вы себя чувствуете? – быстроспросил Нестеров. – Погодите, не кипятитесь, я все объясню. Вам ужесделали инъекции?

– Да, а что? – Холстин провелпальцами по лицу, и Алена заметила несколько точек от уколов: на лбу, на щеках,около бровей, около губ. – Что случилось?

Спрашивал он уже тоном ниже, не озлобленно, австревоженно: похоже, сообразил, что Нестеров ворвался сюда не из праздноголюбопытства.

– А где ваш врач?

– Вон туда ушла, в соседнююкомнату, – показал Холстин.

– Вы ее знаете? Кто она такая?

– Конечно, знаю, – кивнул он. –Это Виктория Борисовна Донникова, директриса салона, я с ней знаком. Ирина унее работает. Правда, сегодня у нее свободный день, да я и не слишком-то хотел,чтобы она при всем этом присутствовала. Я, конечно, ради нее пошел на этот шаг,но все же… Кроме того, ее как раз на девять утра вызвали к следователю. Я знал,что Виктория Борисовна – профессионал экстра-класса, кроме того, онаспециализируется именно по ботоксу. Она нанесла мне на лицо обезболивающийкрем, положила еще салфетку с лидокаином, сказала, что пойдет за нужнымиампулами вон в тот кабинет… Потом вернулась, сделала инъекции, снова прикрыламне лицо и снова ушла. А что такое? – спросил он вызывающе. – Я ж неподтяжку сделал, а всего лишь инъекции ботокса, которые ликвидируют мимическиеморщины. И имейте в виду, Нестеров, и вы… Алена, если хоть какая-то информацияоб этом просочится…

– Эх! – Нестеров только рукой махнули вбежал в соседнюю комнату.

И тут же выглянул с таким выражением лица, чтовсе трое – и Алена, и дама из регистратуры, и сам Холстин, завернувшийся вкрасную махровую простыню, – кинулись следом.

На полу лежала ослепительно красивая, хоть инемолодая дама в белом халате – красивая, даже несмотря на полоску пластыря,наклеенную ей на рот. Дама лежала с закрытыми глазами и, видимо, пребывала безсознания. Для надежности руки и ноги ее были схвачены широкими полосами скотча.Окно в кабинете было открыто настежь, и ветерок пошевеливал тщательно уложенныеволосы дамы, а шаловливый солнечный луч посверкивал в крупных бриллиантах еесерег.

– Виктория Борисовна! – взвизгнуладама-регистратор.

– Так… – пробормоталНестеров. – О-очень интересно… Первый этаж, ну да, понятно.