Неумерший - Жан-Филипп Жаворски

– Ха! Да уж, приятно слышать!

– Я пришёл прежде всего для того, чтобы показать тебе, что развеял твои злые чары. Ты желал заключить меня в порочный круг, где повиновение твоим приказам неизбежно привело бы меня к гибели или отдалило бы от двора. Но мне удалось и выполнить твои приказы, и вырваться из замкнутого круга.

– Вижу, что ты весьма высокого о себе мнения. Но кто может ручаться, что ты не ослушался меня, представая передо мной сейчас?

– Желаешь подтверждений?

– Да, желаю подтверждений.

– Ты их получишь. У меня их несколько, и одно из них – весьма убедительное.

– Не ходи вокруг да около. Рассказывай.

– Во-первых, запрет просто так не снять. Даже галлиценам пришлось постараться. Поэтому, взамен одного снятого, они наложили на меня три других. Мне лучше бы о них помалкивать, но тебе я их открою, и, услышав их, ты поймёшь почему. Прежде всего, я больше никогда не должен поднимать руки на женщину. Ни к чему объяснять сейчас причину: ты скоро и сам всё поймёшь. Далее, я не должен умирать на земле моих отцов. И наконец, я не должен отступать перед бурей. Именно поэтому я и пришёл к тебе, Амбигат: ты и есть буря, и я должен встретиться с тобой лицом к лицу. Я не страшусь тебя, ибо здесь, на земле моих битурижских отцов, позволить убить себя было бы кощунством.

Король ничего не ответил, продолжая поглаживать собаку по боку. Альбиос сидел угрюмый, взволнованный тем, что услышал. И я продолжил:

– Второе подтверждение – это то, что я могу назвать галлицен по именам. Все не будут тебе интересны, но две из них заденут тебя за живое.

Амбигат слегка кивнул.

– Одна из них – Кассибодуя. Это сестра-близнец твоей супруги Кассимары.

– Её сестра по утробе, – уточнил король. – Дух галлицены воспользовался чревом их матери, чтобы взять себе тело. Но в остальном ты прав.

– А вторая – Саксена.

– Верно, Саксена.

– Это та, с кем ты через Альбиоса совещался перед тем, как решиться вступить в войну на стороне Тигерномагля и лемовисов. Она-то и предсказала, что я погибну.

Бард опустил голову. Он с горечью поджал губы, и мне показалось, что почтенный возраст давал о себе знать: поэт дрожал, укутанный плащом, в то время как король легко переносил неприятный озноб на голых руках.

– И наконец третье подтверждение. У меня здесь с собой доказательство того, что я действительно побывал на острове Старух.

Я потянулся развязать шнурок на сумке, но Амбигат остановил меня.

– Довольно! – прорычал он. – Я верю тебе.

Я гневно взглянул на него.

– Не желаешь взглянуть, что я тебе принёс?

– Негодяй!

Он побледнел как смерть, челюсть его тряслась от ярости. Я понял, что он предугадал мой страшный подарок.

– Чего тебе там нарассказывали, чтобы ты осмелился принести мне… это?

– Это обычай. Она предсказала исход войны и ошиблась.

Король сжал в кулаке единственное оружие, которое было при нём, – заткнутый за пояс кинжал. Он сжал его с такой силой, что побелели суставы.

– Знаешь ли ты хоть, кто она такая?

– Все это скрывали, но я догадался сам.

– И, несмотря на это, ты посмел…

– Это было ужасно, но необходимо богам.

– Необходимо? Необходимо! А смерть твоя тоже необходима?

– Ты так думал, не правда ли? Это же ты отправил меня умирать.

Он вскочил с места, и я весь напрягся, готовясь к внезапной схватке. Его нож был ничтожен в сравнении с моим копьём и мечом, однако у него была целая свора собак, которая в один лишь миг могла разодрать меня на кусочки. Тем не менее нападать на меня он не стал. Он стал обходить меня кругом, трясясь от ярости, которая вот-вот была готова выплеснуться наружу. На самом деле это была даже не ярость, а ужас. Желая выместить на нем накопившуюся ненависть, я продолжил:

– Как ты догадался?

– От тебя несёт, несмышлёный болван! – прыснул он, не переставая ходить туда-сюда. – В повозке я учуял запах падали. А с войны ты не принёс ни одного трофея.

– Ты предпочёл бы, чтобы трофеем амбронов оказался я.

– Открой глаза. Я отправил тебя на погибель, это правда. Но я всего лишь следовал советам оракула. Это была воля богов, и я её исполнил, но лично против тебя я ничего не имел. Не то, что теперь! Теперь – да! Сотню раз – да! Я хотел бы, чтобы амброны растерзали тебя! Чтобы разодрали тебя на части! И развесили твои останки всем на обозрение!

Он взмахнул возле меня кулаком и закричал:

– Глаза б мои не видели, как ты строишь из себя хвастуна с головой моей матери в суме!

Не отрывая глаз от короля, я легонько наклонил голову в сторону барда и шутливо сказал вполголоса:

– Ну вот, дело сделано. Радуйся, Альбиос. Теперь ты сможешь сочинить чертовски хорошую песню.

– Замолчи, – прошептал поэт. – Ты ведёшь себя непристойно. Саксена была великой королевой. В былые времена она была со мной очень щедра.

– Что ты там себе возомнил? – пролаял Амбигат. – Что это только наше дело? Ты убил вдову Амбисагра, мать Верховного короля! Ты нанёс удар всему битурижскому народу!

– Нет, не думаю. Я убил галлицену, которая навела тебя на ошибку. Уже давно дух галлицены завладел душой твоей матери.

– Да что ты там себе надумал, сопляк? Что сейчас ты говоришь с Амбигатом? Амбигат уже перерезал бы тебе глотку и бросил бы тебя на корм собакам! Почему, по-твоему, я терплю твою спесь, Белловез? Потому что король поглотил Амбигата; хотя, клянусь тебе, Амбигат презирает тебя! И этот Амбигат здесь, прямо перед тобой! Поэтому поверь мне, женщина, которую ты убил, возможно, и была ведьмой и предсказательницей, но на руках у тебя кровь твоей собственной бабки!

– Она была мне никем. Впрочем, как и ты мне никто. На самом деле ты пожинаешь то, что сам и посеял, дядя. Настоящий виновник всей этой грязи – ты сам.

Король провёл ладонями по лицу, быть может, чтобы снять нервное подёргивание века. Несмотря на холод, лицо его налилось кровью. Одна его нога тряслась от подавляемой ярости. Мне казалось, что он мог разразиться гневом в любую минуту. Но он вместо этого сел напротив меня, понизил голос и продолжил свою речь, которую, однако, всё ещё переполняли угрозы.

– Возможно, я тебя убью, – проговорил он, – но вначале мне нужно довести до конца одно дело. Я объясню тебе кое-что. Это бесчестие ты совершил не по своему разумению. Ты стал орудием застаревшей ненависти.

– Я развернул твою ненависть против тебя самого.

– Ты ошибаешься. До этого дня ненависти у меня не было. Откуда бы ей взяться? Давным-давно я стал победителем в сложной, но достойной войне. К слову сказать, ты напоминаешь мне о ней. И знаешь почему? Потому что в отличие от твоего брата, у которого я обнаруживаю черты Даниссы, ты похож на Сакровеза.