Магический мир. Введение в историю магического мышления - Эрнесто де Мартино

целом, в связи с темой сообщения между разными космическими плоскостями, центрам мира присваивается особенная важность. Их установка является нормальным явлением в эпоху мифа, но выходят из ряда вон и становится привилегией отдельных индивидуумов после завершения периода основания[474]. Миф Акильпа об организации космоса, которая отталкивается от центра, но и перемещается по отношению к этому центру, намекает о еще одном важном аспекте. Столп kauwa-auwa в традиции Акильпа связан с церемонией engwura: как в первоначальной engwura, так и в тех, что следуют за мифическими кочеваниями, в центре ритуала находится столп. В их походе с юга на север объединения Акильпа, вступив на территорию Аранда, сажают столп и празднуют engwura, где бы они ни оказались, хоть и на время. Во время кочевания на племенной территории одно из объединений Акильпа, прибыв в зону под названием Итука-интура, отпраздновало engwura и потом наклонило kauwa-auwa в направлении следующий цели путешествия[475]. Во время остановки в одной из других местностей под названием Окиньюмпа старый вождь неосмотрительно сломал столп, пытаясь вытащить его из земли, по всей видимости, после празднования engwura; Акильпа, составлявшие мифическое объединение, были сильно встревожены, и после этого недолго кочевали со своим сломанным kauwa-auwa, и добравшись до местности под именем Уньякерта, где они встретили людей другого тотема, они слишком устали и были слишком огорчены, чтобы наряжаться и праздновать engwura, их столп не шел ни в какое сравнение со столпом местного племени, и поэтому они его не воздвигли, скучились все вместе на земле и позволили себе умереть[476].

Элементы мифа указывают нам на функцию столпа kauwa-auwa: искупление территориальной тревоги кочующего человечества – вставлять в землю столб kauwa-auwa в каждом новом приюте и праздновать engwura – значит перемещать центр мира и обновлять с помощью церемонии акт основания, произошедший in ille tempore. Таким образом, «новое место» выводится за пределы своей устрашающей историчности, своей рискованной хаотичности, и становится повторением того же самого абсолютного пространства, центра, в котором однажды, во время, превосходящее все последующие, мир был гарантирован. В кочевании с юга на север объединений Акильпа столп kauwa-auwa исполнял задачу деисторификации кочевания: Акильпа, благодаря своему столпу, шли, не удаляясь от центра. В критические моменты, когда историчность новой местности заявляла о своем устрашающем присутствии, они направляли ось мира в сторону следующей цели, и таким образом, центр, так сказать, поглощал новое направление, и перемещение искупалось нахождением в центре, а парализующая тревога побеждалась, или, по крайней мере, успокаивалась[477]. Если столп ломался, территориальная тревога бушевала без возможности искупления: после трагического события племени Окиньюмпа, когда старый Окниррабата сломал kauwa-auwa, объединение Акильпа вступило в решительный кризис: они должны были кочевать без центра, что было бы для них настоящим экзистенциальным абсурдом. Перелом мировой оси вернул этих людей Акильпа во власть истории, то есть во власть исторической реальности кочевания, возвращение было таким невыносимым, что выпустило на волю их тревогу. С трудом добравшись до Уньякерта, пред лицом людей, принадлежавших другому тотему, они не нашли в себе сил наряжаться для того, чтобы провести церемонию основания, скучившись на земле от удушающей тревоги.

Мы говорили о территориальной тревоге, дав этому выражению точное определение: она означает переживание присутствия, у которого не получается выстоять пред лицом мира, истории, которая в этом случае является историей, становлением, связанными с перемещением групп кочевников общества собирателей и охотников. Когда два мифических предка народа Акильпа, «малый вождь» и Иллапуринья, постаревшие, покинули главное объединение и, не обладая kauwa-auwa, достигли далекого Севера племенных территорий – то есть самой отдаленной точки от поселения Ламбуркна (в некотором смысле, они оказались на «краю земли»), – два предка умерли, вызвав устрашающее и непредвиденное открытие исторической отдаленности от центра Ламбуркна. Спенсер и Гиллен пишут: «Вождь встал и произнес: Tmara knanja nuwka, Lamburkna, ilunga (мое поселение knanja, Ламбуркна, далеко отсюда); koyniu (опечален, то есть он чувствует боль, зная, что его поселение knanja находится так далеко). Туземцы говорят: Erilkna Inkata Achilpa, illuma (Инката Акильпа готов умереть, он умирает); Erilkna arragutia, illuma (старуха готова умереть, она умирает). Поэтому оба исчезли с лица земли, и возвысилась большая скала, глядящая на юг, в направлении их поселения Варидия»[478]. Смерть «малого вождя» и Иллапуриньи произошла, когда племя оказалось на краю света без kauwa-auwа, ощутив настоящую отдаленность от центра, поселения Ламбуркна, то есть его повторения, Варидии[479]. Спенсер и Гиллен переводят koyniu как sorry [англ.: (вождю) жаль], то есть (вождь) «опечален», в то время как другое свидетельство, собранное Стрехловым, показывает, насколько этот английский термин неуместен. Танцу wuliankura, ярко выраженного эротического характера, сопутствует повествование о возвращении на «родину» мифических женщин alknarintja или miniera, основательниц церемонии wuliankura. Связь с «родиной» в этом случае выражается следующим образом: «Печень моя желает родины, горло мое желает родины, мой желудок колеблется без остановки, печень моя в скорби»[480]. Стрехлов переводит выражение Аранда с помощью Sehnsucht, Heimweh[481] и других близких по значению слов, но ностальгия Аранда обладает сильным акцентом на ощущения внутренних органов, меланхолией и жаждой, типичных для чувства тревоги. Сам Стрехлов замечает, как выражение Аранда tnatala jinga roubuma напоминает греческое σπλαγχνίζομαι[482]и что выражение nturkneranama (=скорбеть) – то же, что используется при трауре по умершему[483]. В свете этих косвенных доказательств, ужасающий опыт Окиньюмпа, в момент, когда мировая ось надломилась в руках старого Окниррабата, и тот, что заставил кануть в небытие двух предков, достигших «края земли», опыт, при котором произошло немедленное откровение исторической отдаленности от «центра» Ламбуркна, открывает перед нами всю свою динамическую силу, отражая экзистенциальные значение и функцию, а следовательно, и культурную, и общечеловеческую мотивацию столпа kauwa-auwа в качестве мировой оси, установленной Нумбакуллой, которую мифические предки-кочевники несли за собой.

Столп kauwa-auwа – это совсем не единственный мифический образ традиции Акильпа, указывающий на искупление территориальной тревоги: также nurtunja, например, позволяет уловить ту же тему. В то время как столп kauwa-auwа появляется только в традиции Акильпа (и в engwura, увиденном Спенсером и Гилленом в 1896 г. в Элис-Спрингс), nurtunja появляется в различных традициях Аранда, включая Акильпа (и во многих церемониях Аранда, вместе с engwura из Элис-Спрингс). И все же в традиции Акильпа замечается иногда тенденция к смешению понятий kauwa-auwа и nurtunja, как будто бы оба термина обладали неким качеством, которое случайно делало их эквивалентными либо одно повторением другого[484]. Столп, которым обладали мифические Акильпа, называется то nurtunja, то kauwa-auwа (или kauaua): так, среди наставлений, данных Намбакуллой «величайшему вождю»,