Урал грозный - Александр Афанасьевич Золотов

друг на друга смеющимся и радостным взглядом. Так радостно могут повстречаться много видевшие боевые товарищи.

Власов и Ибрагимов были в одном танковом взводе,— в том самом, который решил судьбу боя за важный железнодорожный узел на Юго-Западном фронте. Они отошли в сторону, вспоминали старых друзей — и тех, которых уже не было на свете, и тех, которые добыли в бою всенародную славу и честь.

— Ну, значит Володя Приходько на месте, в части, а Коля Левченко?

Власов остановился и горестно покачал головой. Помолчав немного, он с прежним оживлением продолжал:

— А ты что же, на учебе? — и без тени зависти порадовался за Ибрагимова, когда разглядел орден Красной Звезды на его гимнастерке. Ибрагимов был командиром экипажа в числе тех, кто с таким нетерпением ждал, пока их танк пройдет последние испытания на танкодроме.

Прищурив глаза, чтобы лучше видеть, Власов разглядывал едва заметные вмятины на броневой стали.

— А ну, товарищ,— сказал он бригадиру.— Позвольте взглянуть!

Получив разрешение, он поднялся по лесенке и заглянул в башню танка.

Люк был открыт. Власов стоял в раздумье у башни, слегка сдвинув на затылок шлем и потирая лоб.

— Похоже, что наш,— наконец, сказал он.

— Почему похоже?— спросил бригадир.

— Есть одна отметина. Вижу, что машина из ремонта — боевая, бывалая машина... Как ваша фамилия, товарищ?

— Кудрявцев.

— Возможно, что моя машина, товарищ Кудрявцев.

Ибрагимов тоже поднялся на танк и молча следил за тем, как Власов спустился через люк в башню, сел на место башенного стрелка, осмотрел приготовленные для снаряда гнезда, осмотрел арматуру, словом, повел себя так, как ведет хозяин давно ему знакомой машины.

— Нет, наверное, не моя,— наконец решил Власов.— От моей одна коробка осталась.

— Да и от этой одна коробка осталась,— возразил бригадир.— Ты бы, товарищ сержант, поглядел на нее, когда мы ее лечить стали...

— Подбили нашу машину аккурат второго февраля,— припоминал Власов.— Наделали мы, конечно, фрицам хлопот — четыре орудия в кашу смяли, три танка разбили, не меньше чем один батальон сукиных сынов эсэсовцев передавили — и повернули к своим. А тут он термитным снарядом с близкой дистанции как даст! Угодил прямо в мотор. Левченко — водитель — на месте и остался. А что за танкист был — золото! А вторым снарядом — командира Федорова. И стала наша машина. Вышли мы из танка. Фашисты нас из автоматов поливают. Но уж дело под вечер было... Как стемнело — пришла подмога, вытащили машину, отвели в тыл. А назавтра взяли станцию, схоронили Федорова и товарища Левченко в станционном садике, под тополем...

Они спустились вниз, уступая место экипажу танка, и, отойдя в сторонку, смотрели, как, лязгая, пришли в движение гусеницы, как боевой, бывалый танк легко сдвинулся с места, вышел из строя и, сделав искусный поворот, двинулся к широко раскрытым воротам цеха, слегка вздрагивая, звеня гусеницами. От мощного его дыхания становилось жарко в прохладном, промерзшем за зиму здании.

— А может быть, и мой,— решил вдруг Власов.

— Возможно, твой,— подтвердил Ибрагимов.

— Когда так — так покажи им! Давай за Левченко, за товарища Федорова! Дай им жару! Дай, милый!— сквозь зубы проговорил Власов.

Танк исчезал с глаз. У открытого башенного люка стоял во весь рост, крепко упираясь ногами в сталь, бригадир Кудрявцев. Он чувствовал, как дрожит под его ногами нетерпеливо рвущаяся вперед боевая машина, которую он и его товарищи возродили к жизни.

Он вспомнил день, когда перед ним стоял искалеченный остов этой самой машины, и сердце его наполнилось радостью.

Испытание огнем

...Сейчас, после маневров, запыленные машины имели подлинно, боевой вид. Приближался торжественный финал маневров — традиционный парад.

Но до разбора маневров, до торжественного марша людей и машин здесь, в окрестностях Танкограда, должно было произойти важное, полное глубокого смысла и значения торжество.

Торжеством этим было вручение боевого знамени танкистам вновь созданной танковой части.

В Танкограде, на заводе, где строят тяжелые танки КВ, работая сверх положенных часов, комсомольцы выпустили десятки грозных боевых машин для танковой колонны имени комсомола. Все население области жертвовало трудовые деньги на постройку колонны. На эти средства были построены сверх плана превосходные тяжелые танки.

Чудесный, ясный день. На горизонте только лилово-розовое облако, оно заволокло край неба. Это дымят трубы Танкограда. Здесь, вблизи города, в поле, произошло вручение знамени имени комсомола новой воинской танковой части.

Выстроенные прямоугольником танкисты, артиллеристы, бойцы пехоты слушали краткую благодарность принимающего парад генерала танковых войск. Генерал благодарил бойцов и командиров за находчивость, знание военного дела и выучку, которую они показали на маневрах. Затем раздалась команда «вольно», и на командирский танк, временно превращенный в трибуну, поднялся человек со знаменем.

Немногословны и задушевны были речи, произнесенные на этом митинге. Всем была ясна суть дела, всем было ясно, какое славное дело сделали комсомольцы-танкостроители и все честные люди, пожертвовавшие свои деньги на постройку колонны тяжелых танков. Новая боевая часть родилась вовремя, накануне лета, в страдную пору танкистов и танков. Это наполняло сердца людей гордостью и радостью. Командир части принял знамя из рук секретаря областного комитета комсомола. Он передал его знаменосцу, рослому молодому сержанту. Раздалась команда «под знамя», боевой стяг пронесли по фронту.

Бойцы стояли «смирно», провожая глазами знамя молодости, знамя верности и любви к Родине, врученное им по праву комсомолом. И еще была мысль у каждого истинного танкиста: будет день, и новая танковая часть примет гвардейское знамя — заветную мечту каждой доблестной боевой части.

Старый машинист

«Внимание, внимание! Говорит Москва!» Где бы ни двигался эшелон,— в горных ущельях, в просторах уральских степей, сквозь вой ветра и весеннюю капель,— эти слова заставляли насторожиться всех.

Досадно было только то, что эшелон недолго стоял на железнодорожных станциях и полустанках, иногда даже не удавалось до конца дослушать сообщение «В последний час». Это был особенный железнодорожный состав, не было человека в пути, который не проводил бы его взглядом. Очертания тяжелых танков угадывались