Урал грозный - Александр Афанасьевич Золотов

схем и длинного стола для совещаний. На уголке рабочего стола стоит как украшение модель мощного танка. Точно такие же танки, сотрясая землю, движутся по широкому проспекту между цехами огромного танкового завода. На них глядит в окно человек лет сорока, с резкими энергичными чертами лица, с несколько суровым, сосредоточенным и пытливым взглядом. Положив руку на подоконник, он глядит на заводской двор.

Беседа протекает несколько медлительно. Директор танкового завода не сразу отвечает на вопросы. Он глядит на собеседника пристальным, суровым взглядом. Потом отвечает очень коротко, очень точно, и тогда становится понятным то, что иногда недоступно человеку с весьма скромными техническими познаниями. Он обладает способностью говорить о самых сложных технических проблемах живым, образным, понятным языком. У него есть чувство юмора, присущее русскому человеку, и неожиданная теплая, веселая усмешка, совершенно меняющая его несколько суровый, сосредоточенный взгляд.

Для того, чтобы руководить самым большим танковым заводом в дни Отечественной войны, нужно обладать редкими организаторскими способностями, широкими техническими познаниями, быть политически мыслящим человеком — большевиком, способным увлекать, поднимать массы. Этими способностями обладает русский человек, самородок С. Н. Махонин, директор известного в истории русского революционного движения Кировского завода.

Лет тридцать назад в большом украинском городе, на главной улице, можно было видеть бойкого, голосистого мальчишку-газетчика. Это был веселый, настойчивый малец. Никто не мог быстрее его распродать вечернюю газету. К нему привыкли, и посетители кафе были удивлены, когда в один прекрасный день мальчик-газетчик исчез и больше не появлялся в центре города. Завсегдатаи кафе решили, что бесприютный мальчик кончил плохо, как это бывало не раз с его сверстниками.

Но этого не случилось. Мальчик просто потерял вкус к профессии газетчика. Он нашел работу на большом механическом и там был мальчиком на побегушках. Он прошел суровую школу жизни — был чернорабочим, подмастерьем, мастером — и потому знает профессию каждого рабочего в каждом из цехов его завода.

Он может дать совет, указать на ошибку и даже заменить любого у станка. Он знает все тонкости каждого ремесла, его не обойдешь, при нем не слукавишь. Народ таких любит и одобрительно говорит: «С этим держи ухо востро».

Иногда, проходя по цехам, директор встречает старых знакомых, из тех, кто знал его в молодые годы.

— Здравствуйте, Иван Васильевич,— говорит директор старому соратнику.— Что-то вы больно седеть стали?

— Да и вы не молодеете, Сергей Нестерович. Правда, работа другая... Аховая работа!

Работа действительно «аховая». Нужно быть главой предприятия, вести завод с десятками тысяч рабочих, заботиться о них, вести завод строго по графику, все время увеличивая программу, сообразуясь с растущими требованиями фронта. Нужно координировать работу своего завода с заводами-смежниками.

Сейчас, когда с виду так спокойно течет наша беседа, на заводе идет к концу невиданная, казалось, технически не выполнимая перестройка процесса производства.

Больше тысячи станков переменили свое место, по-новому стали работать тысячи людей,— началось производство новых для этого завода боевых машин. И все это сделано в полтора месяца, в условиях невиданной в истории человечества войны.

Не только грандиозные, а казалось бы, технически не выполнимые проблемы должен решать директор танкового завода. Он должен думать и о деталях — иногда о деталях в полном смысле этого слова. Он обратил внимание на одну из нескольких тысяч деталей танка, которая, скажем, называется «опорное кольцо пластинчатого радиатора». Эта упрощенная, по мысли инженера-рационализатора, деталь дает значительную экономию в металле, в рабочем времени, в электроэнергии, и директор завода заботится о том, чтобы мысль рационализатора получила свое завершение.

Странно, что от него, от директора танкового завода, не услышишь ни слова о первом периоде работы завода. Здесь, в Танкограде, все любят рассказывать о великом переселении людей и механизмов с запада на восток, о путешествии сначала под бомбами вражеских самолетов, потом, в стужу, в метель, через всю нашу необъятную страну — на Урал. Все это только прошлое для директора танкового завода. Он не любит говорить о прошлом. Сейчас для него существует только настоящее — сегодняшний день его завода, и день завтрашний — задачи будущего, которые придется решать стремительно, точно так, как этого требует военное время.

Он встает, неторопливыми движениями закуривает папиросу, подходит к карте и долго глядит туда, где проходит линия фронта, где на пространстве тысяч километров сражаются тысячи боевых машин, которые вышли из цехов известного всей стране танкового завода.

Таков Сергей Нестерович Махонин — директор трижды орденоносного Кировского завода.

Бригадир

Люди окружили огромный искалеченный корпус танка.

Закоптелый, с пробоиной в башне и вмятинами от разрывов снарядов, танк все еще был грозен и страшен. Повернутое вбок дуло пушки нащупывало цель, как бы готовясь открыть огонь. Но внутри машины было пусто и черно. Снаряды ударили в танк с близкого расстояния, орудие било почти в упор — и только потому не выдержала добрая броневая сталь.

— Так...— тихо сказал бригадир Кудрявцев.— По всему видать — боевая была машина!.. И ребята, видать, тоже были боевые.

От этого слова «были» у людей, стоящих вокруг машины, защемило сердце.

— Ну что ж, давай лечить,— продолжал Кудрявцев. И, как многоопытный врач, обнадеживающий тяжелобольного, погладил изуродованную броню танка.

Затем на закоптевшей стали написали большую цифру — порядковый номер. Многотонный кран пополз и выжидающе остановился над корпусом подбитого танка.

Прошла свирепая уральская зима, прошли зимние бураны, когда люди шли от цеха к цеху, держась за стены, за обледенелые доски заборов. Настала весна, звон горных ручейков наполнил улицы Танкограда. С крыши цеха, в прозрачном хрустальном воздухе, как огромное написанное художником полотно, разворачивалась величественная панорама заводов,

В наполненный лязгом и грохотом моторов цех вошел старший сержант в видавшем виды расстегнутом ватнике и в шлеме. Он шел по широкому проходу, между двух рядов мощных боевых машин,— по «проспекту», как в шутку называют здесь эту грозную аллею выстроившихся танков.

И то, что видел танкист, радовало его. Он широко улыбался, как добрым старым знакомым, рабочим и бойцам-танкистам, которых было немало в этом цехе.

— Власов!— стараясь перекричать грохот и лязг, крикнул ему широкоплечий темноволосый боец.

Еще мгновение, и они стояли рядом, крепко пожимая друг другу руки, смотря