Механика небесной и земной любви - Айрис Мердок

– Да. Я скажу ей все.

– Положим, все не обязательно, но скажи так, чтобы ей хватило. Ну ладно, ладно. Прости, что я такая гадкая. Но столько разных страхов со всех сторон! Все, хватит. Мне сейчас надо сбегать кое-что купить, сегодня магазины закрываются раньше. А потом в постель, да?

Когда Эмили выпорхнула за дверь и ее каблучки простучали вниз по лестнице, Блейз вернулся в уборную и вытащил сложенный листок из тайника под линолеумом. Прошлый раз он успел лишь пробежать глазами по строчкам, теперь у него появилась наконец возможность прочесть письмо внимательно.

По мере чтения письма по лицу Блейза вновь разлился упомянутый Эмили румянец. Блейз закрыл глаза и прислонился лбом к двери уборной. «Я подлец, – думал он, – подлец, подлец, подлец. Ну, что дальше? Что мне делать? Что?»

– Я хочу говорить с Харриет наедине, – сказал Блейз.

– Монти, не уходи, – попросила Харриет. – Если ты уйдешь, я тоже уйду. Я не шучу. Я буду говорить с Блейзом только в твоем присутствии. Блейз, ты меня понял?

Блейз смотрел на нее с изумлением.

– Ну хорошо, – сказал Монти. – Остаюсь. Хотя я считаю, что вам лучше было бы поговорить с глазу на глаз, но нет – значит нет. Кто чего желает? Виски? Джин?

Разговор происходил в мавританской гостиной. Монти и Харриет сидели за столом плечо к плечу, как на официальных переговорах. Блейзу было предложено плетеное кресло, которое и раньше было низковато, а после неудачного приземления в него Эдгара и вовсе осело и скособочилось. Чувствуя невыигрышность своей позиции, Блейз переместился сначала на пурпурный диван, затем на стул у стены, выполненный в затейливо-ботаническом стиле. Монти немного подвинул «стол переговоров» ногой, так что Блейз опять оказался по ту сторону.

– Виски, – сказал Блейз.

– Прошу. Тебе, Харриет?

– Как обычно. Спасибо.

Был сероватый вечер пасмурного дня. Лампа в углу, вмонтированная в загадочного вида сосуд – нечто вроде кованой чугунной чаши для святой воды, – подсвечивала одну из мозаичных панелей на стене.

Как обычно, тупо повторил про себя Блейз. Разглядывая Харриет, он думал о том, как она изменилась – и как похорошела. Спокойно, не нервничать, сказал он себе и тихонько погладил пальцем больное место под глазом. Синяк был еще довольно внушительный, но вылинявший до нежнейшего зеленоватого оттенка. Чувствуя, как хаос подбирается к нему со всех сторон, Блейз понимал, что главное сейчас – не запутаться окончательно. Никакого плана у него не было, сам он пребывал в крайнем смятении, и, хуже того, ему даже нечего было сказать. Письмо Пинн так потрясло его, что не приехать он не мог. Но, разумеется, он рассчитывал говорить с Харриет без свидетелей.

– Итак? – Монти выжидающе смотрел на Блейза.

– Что – итак?

– Кажется, мне выпало быть председателем, – сказал Монти. – В таком случае начнем. Итак, ты хотел нас видеть.

– Вас не хотел.

– Хорошо, ты хотел видеть Харриет. Стало быть, у тебя есть что ей сказать.

Повисла долгая пауза. Харриет дышала учащенно, но не теряла самообладания, смотрела на мужа молча. Блейз тоже время от времени взглядывал на нее – правда, глаз избегал, – но в основном смотрел на Монти.

– Ну давай, вперед, – ободряюще предложил Монти. – Скажи что-нибудь. Все равно что. Главное начать. В конце концов, вам есть что обсудить.

– Мне не нравится твой тон.

– Извини, я не хотел никого обидеть. Но ты должен что-то говорить. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя подвергли перекрестному допросу?

– Спасибо, не нужно. Во всяком случае, без твоего участия.

– Харриет, у тебя есть вопросы к Блейзу?

– Нет, – сказала Харриет.

Блейз снова взглянул на нее. Она похудела, ее лицо словно бы стало старше, черты тоньше и определеннее, будто это была не Харриет, а ее старшая сестра, сделавшая неплохую карьеру. Врач или даже адвокат; возможно, великая актриса в роли Порции[22]. Прическа тоже была другая – волосы разделены на пробор и уложены аккуратно, по-новому. И еще: на ней было простое темно-синее платье, которого Блейз раньше никогда не видел.

– Я, в общем-то, не могу сказать ничего нового, – почему-то очень робко и смиренно начал он. – То есть я уже писал обо всем в письме. Жить мне придется с Эмили, но сюда я буду тоже приходить. Я и раньше старался быть в двух местах одновременно и дальше буду стараться. Я понимаю, что во всем моя вина и положение, конечно, ужасное, но уж какое есть – такое есть… и если я сейчас попытаюсь его изменить, будет только хуже. Ты… вы с Эмили обе должны это понять. Нужно искать какие-то компромиссы. Тут я хоть на части разорвись, а исправить все уже не смогу. А раз так, то самое разумное сейчас – отдаться на милость… твою, Харриет… и быть честным с тобой… и я стараюсь быть честным. Что было раньше, того уже не будет, это ясно. Но и усугублять ничего не нужно. Я просто часть времени буду здесь, часть там. Понимаешь, я же не могу требовать от Эмили, чтобы она вечно оставалась на втором месте. Да что на втором – на десятом! Теперь, когда все прояснилось и все мы сказали друг другу правду – и это замечательно, – волей-неволей приходится все как-то сравнивать и уравнивать. Я, конечно же, буду приходить сюда очень часто, и в общем все будет примерно так, как мы планировали с тобой раньше, – и ты соглашалась. Просто сейчас, пока Эмили еще не устроилась окончательно на новом месте, я не могу вырываться так часто. Эмили многое приходилось терпеть все эти годы, и теперь я прошу тебя тоже… потерпеть… и простить меня… ради Дэвида и… потому что… потому что…