Полночный тигр - Свати Тирдхала

Он кивнул и пошел в буйные заросли, к востоку. В последний миг он обернулся и подарил ей долгий взгляд.

А затем его поглотил лес.

* * *

Воодушевление от освобождения, от возможности самому выбирать путь впервые за несколько недель омыло Кунала, как только он ушел прочь от нее, оставляя Гадюку, призрак дяди и планы мятежников позади.

Он продирался сквозь листья и ветви, осторожно ведя лошадь по каменистому подлеску. Кунал глубоко вдохнул, потом еще и еще, пока вместе с кобылой шел все дальше.

Счастье не продлилось долго, а медленно истлевало, превращаясь в пепел – Кунал наконец-то осознал, что выбрал. С каждым вдохом правда мало-помалу проникала в разум.

Солдаты, которые убили его семью, украли его увлечения и превратили его в оружие. Которые бросили его умирать в руках Гадюки. Бросили Ракеша гнить в темнице мятежников.

Крепость, которая пропиталась кровью своей королевы, чье сердце вырвали, в чей дом пришли мужчины с мечами, поступающие бесчестно во имя воинского долга.

Что же долг дал ему?

Все, чего он когда-либо желал, – найти человека, который бы принял его и поддержал таким, как он есть. Он нашел – и ушел прочь, и все ради легкого будущего, которое может никогда не наступить.

Даже если она не… желает его, он все равно не в состоянии вернуться в Крепость.

Не теперь, когда он увидел, на что это похоже в Дхарке: истинное братство мятежников, энергия этих людей. Они дрались не только за себя, но и за братьев и сестер в Дхарке.

Истинное благородство.

И впервые Кунал ощутил каждую грань своих эмоций – смущение от незнания, что же делать далее, эйфорию от освобождения, отчаяние от понимания, что он оставляет позади, – и не услышал дядиного голоса. Он не попытался контролировать чувства, заглушить их, спрятать.

Он испытывал нечто первозданное, обнаженное – но также могущественное. Это и был настоящий контроль.

И теперь он знал, что делать.

Кунал привязал кобылу к дереву и повернул назад. Он отчаянно продирался через джунгли, стараясь идти по собственным следам, чтобы найти ее. На бегу он прижал руку к боку, точно сдерживая надежду, выпрыгивавшую из сердца, – надежду на то, что Эша еще не ушла.

По мере приближения к месту, где он оставил ее, надежда превратилась в жгучую боль. Кунал осознал: все самое желанное находилось прямо перед глазами – а он это упустил.

Все оттого, что испугался.

Кунал знал, каким был каждый день в Крепости и каков был его солдатский долг, и все же это не помешало его жизни пойти по другому пути. В жизни нет гарантий, даже в безопасности.

Но ему был дан шанс на счастье – если бы только он смог видеть за пеленой страха и схватить его.

Если удача, хоть какая-то удача, на его стороне, он может перехватить ее вовремя. Он прошел всего-то с четверть мили. Прочешет лес и найдет ее. А когда отыщет, схватит, прижмет к себе и скажет то, что должен был сказать тогда, потому что наконец-то все понял.

Кунал нырнул под очередную ветку и понесся, отмахиваясь от листьев.

Она не просила его уйти. И не позволяла ему сбежать.

Отпуская Кунала, она предложила ему шанс стать частью ее мира, но исключительно по его собственному выбору. Эша подарила ему то, что он сам предлагал ей раньше, – возможность сохранить о ней память, которая не иссохнет со временем от ненависти.

Он увидел впереди поляну и сбавил темп, потом вообще остановился. Невидимая рука удерживала Кунала на месте, пока он уставился на место, где находился не так давно.

А что, если он ошибся? Что, если она действительно хотела его ухода?

Но вопрос так прямо и откровенно отражался на ее лице… и если бы только он смог разглядеть что-то за страхом, когда она его задала.

«Ты останешься?»

Сейчас он просто хотел получить шанс.

И на другом конце поляны кто-то суматошно задвигался, раздвигая листву. Эша пряталась в тени, низко наклонившись к земле. Окончив сборы, она провела тыльной стороной ладони по щеке.

Когда она повернулась к свету, он увидел влажный блеск ее глаз, и его тело наконец ожило, а сердце тоскливо защемило.

Он ринулся вперед, столь отчаянно желая поговорить с ней и объяснить, что не различил мягких шагов сзади – до тех пор, пока рука не зажала ему рот.

Кунал услышал свой зов к ней, единственный вскрик до мгновения, когда слова заглушил резкий удар по голове.

Перед глазами вспыхнула тьма.

После того, как он ушел, Эша застыла на поляне, слушая, как ветер мягко шелестит листвой.

Она не могла пошевелиться. Чувствовала, будто приросла к месту, словно стоило ей сдвинуться с места, и тяжкий груз усталости ее раздавит.

И голос, который она ненавидела, нашептывал: глупая, отдала частицу себя солдату, живому человеку. А ведь ей не полагалось иметь сердце, которое можно дарить.

Тогда отчего в груди что-то билось так тяжело, что угрожало выломать ребра? Нет, у нее было сердце. Уж что-что, а это она дальше отрицать не могла.

У Гадюки появилось слабое место. И оно ушло из ее жизни. Но эта мысль ее почему-то не радовала, хотя она добилась, чего хотела. Или так она твердила себе.

Она дала ему шанс, а он выбрал не ее.

Осознав это, Эша ощутила, как оцепенение спадает. Уход Кунала был неизбежен, Эша понимала это… и все же из глаз хлынули слезы. Она торопливо смахнула их рукой и присела, чтобы перебрать вещи в сумке.

Сделать хоть что-либо, что отвлекло бы ее от пустоты в сердце.

Крошечная ненавистная часть нашептывала: возможно, он вернется. Из-за этого Эша задержалась на поляне дольше, чем следовало, с неуместной надеждой бросая косые взгляды на деревья. Нелепая мысль, и все же она ранила душу.

Но шли минуты, а Эша оставалась на поляне в одиночестве. С тяжелым вздохом она собрала сумку и встала, отряхивая одежду.

Эша подумала, что ей примерещилось, как кто-то выкрикнул ее имя сквозь тихий шум джунглей. Она мгновенно обернулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как закрываются яркие глаза Кунала и он, безжизненно обмякнув, падает в темноту леса.

В этот раз она не оцепенела. Эша помчалась туда, где упало тело Кунала, но, когда добралась, его уже нигде не было видно.

Это не могли быть мятежники – она точно знала, где сейчас расположены все отряды Клинков. Тогда кто?

Она упала на колени и стала изучать отпечатки сандалий на рыхлой земле. Сдвинувшиеся ветки, сломанные прутья. Кто бы это ни был, они не потрудились соблюсти осторожность или спрятать свои следы.

Эша нахмурилась, ее разум лихорадочно расставлял все по местам.