Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века - Сусанна Карленовна Цатурова

превращению короля в главу чиновников своего аппарата, обязанного соблюдать «интересы короля», важной составляющей которых были и интересы служителей власти.

§ 4. «…И правосудие для всех»

В становлении Парижского Парламента как института верховной судебной власти короля существенную роль сыграло идейное обоснование его особого места в обществе. В этой связи стоит обратить внимание на самоапологию Парламента, поскольку она раскрывает его интерпретацию идейной основы деятельности учреждения и направленность используемой риторики для оправдания своих претензий на исключительную власть в государстве.

В основе самоапологии парламентариев лежит принцип верховенства Парижского Парламента над всеми судами королевства, вытекающий из суверенной власти короля, которого без посредников представлял Парламент[365]. Этот принцип выражен в таких определениях, применяемых к Парламенту, как «главная (capital)», «суверенная», «центральная (unique)» палата (16 февраля 1402 г.); при этом наиболее употребительное и, следовательно, самое существенное определение — это именно «суверенная палата» (21 ноября 1405 г., 19 февраля 1424 г., 9 марта 1429 г., 8 августа 1433 г., 22 апреля 1434 г.). Об этом же говорит Парламент, отказываясь непосредственно участвовать в восстании кабошьенов и их попытке реформ: «Учитывая положение Палаты, которая является суверенной и главной и представляющей короля без посредников (sans moien) (17 февраля 1413 г.).

Как и король. Парламент является «источником суда», т. е. он обладает правом выносить решения, не подлежащие пересмотру никаким другим судом (17 февраля 1406 г.)[366]. В обществе, раздираемом враждой и войнами, Парламент объявлял себя «единственным убежищем суда, которое можно в настоящее время иметь в королевстве» (12 ноября 1408 г.). В самоапологии Парламент прибегает к сравнениям, свидетельствующим о понимании им роли суда в укреплении королевской власти. Так, первое посещение Дофином заседания было использовано Парламентом для провозглашения идей о своем предназначении в обществе: «Как город Рим возводился не только зданиями, но и 100 достопочтенными людьми, совершавшими правосудие и прозванными сенаторами, так же эта Палата была создана и установлена, чтобы совершать суд… в количестве 100 человек, предназначенных для верховного суда (justice capitale) королевства» (7 января 1412 г.).

Приоритет Парламента приходится отстаивать и от посягательств верховных властей, особенно в период англо-бургиньонского правления, когда нападкам подвергалась именно полнота компетенции института: выступая против указов короля, отбирающих часть полномочий у Парламента в пользу комиссии реформаторов, генеральный прокурор обосновывает свой протест тем, что эти указы «лишают эту Палату Парламента полноты (ressort) суверенитета, каковую никакой другой суд или палата не могут и не должны иметь в этом королевстве» (9 сентября 1418 г.).

В своих претензиях Парламент опирался на суверенитет королевской судебной власти, объявляя Парижский Парламент источником суда для всего королевства, что наряду с другими признаками делало Париж столицей, раз здесь находится главная судебная палата страны: «Главный город королевства, исток его суда (la fonteinne de justice)» (7 августа 1416 г.).

В этом представлении о величии верховной судебной палаты, стоящей над всеми другими судами и защищающей всех «людей суда короля», заложены важные для становления государства идеи о предназначении суда в обществе. Стоящий над всем обществом суд защищает именно общественный интерес, общее благо, то, что объединяет всех людей государства вне сословной принадлежности[367]. Именно это общественное благо (chose publique) становится обоснованием исключительного положения Парламента в системе государственной власти. И основой этой деятельности является принцип — «правосудие для всех». В долгом конфликте с Палатой счетов, пытавшейся изъять дело из ведения Парламента, тот отстаивал свое право вмешиваться в любое дело в государстве на основе этого принципа равенства всех перед законом, в том числе и того обиженного Палатой счетов чиновника, который обратился в Парламент за помощью. И Парламент боролся за это дело, «желая защитить его интересы, как он делал всем людям, просящим об этом» (16 февраля 1402 г.). А когда король пытался изъять дело, Парламент сопротивлялся на том основании, что «Палата является главной и создана, чтобы совершать разумное и справедливое всем без всяких исключений» (23 февраля 1402 г.). Об этом же говорит и канцлер на согласительном совещании Парламента и Палаты счетов: «По закону обиженный (greve) подданный короля имеет и должен иметь помощь в виде обращения к своему суверену, и для этого был создан Парламент» (24 февраля 1402 г.).

Это равенство всех перед законом выражено в праве быть выслушанным: «Палата… привыкла защищать права… каждого, кто придет на заседание, и выслушивать тех, кого надо выслушать» (7 апреля 1407 г.). Такая позиция Парламента способствовала быстрому росту компетенции института, поскольку стимулировала обращения к нему тех, кто по каким-то причинам хотел избежать суда первой инстанции. Так, например, желая изъять свое дело из ведения Парижского университета, имевшего в то время судебные полномочия, обвиняемые обратились в Парламент и вопреки протесту университета заявили, что «это разумно… и они пришли на заседание в главную палату… и нет человека, будь он хоть сарацин (tant fust Sarrasin), который бы пришел на заседание и попросил решения (distribution) и ему бы в этом отказали» (10 июля 1408 г.)[368]. Делегация городов Оверни, отказывавшихся платить очередной налог на содержание гарнизонов в крепостях, «от которых им ни тепло ни холодно», решила обратиться за помощью в Парламент, «ибо эта Палата учреждена, чтобы осуществлять правосудие в отношении всех» (22 мая 1411 г.). Об этом принципе деятельности Парламент напоминает в конфликте с Руаном при англо-бургиньонах: «Палата… всегда стремилась действовать… для защиты прав каждого» (9 августа 1426 г.).

Так принцип «правосудия для всех», избранный парламентскими чиновниками в качестве основы их деятельности, способствовал расширению власти института, его компетенции и авторитету в обществе, видевшем в верховном суде охранителя интересов всех подданных короля. В этой связи большую смысловую нагрузку несет само словоупотребление, за которым стоит глубокое идейное обоснование деятельности института: слова «суд» и «справедливость» во французском языке, как в большинстве языков романской группы, выражались одним словом — justice, и в этом смысле справедливость суда была предрешена, а любое отступление было нарушением сути суда. В изучаемый период употреблялось и еще одно слово для обозначения справедливости, понимаемой как равенство всех перед законом, как равное право добиться правды, — это слово equite. Оно широко употреблялось вместе со словом justice, как дополняющие друг друга понятия. Так, требуя от Парламента осудить речь Жана Пти об оправдании герцога Бургундского, Парижский университет напоминает, что судебная палата «давала клятву правосудия и справедливости (justice et equite)» (7 августа 1416 г.). А в своих действиях против Совета в Руане Парламент намерен был «предпочесть справедливость (equite) строгости (rigeur)» (9 августа 1426 г.).

Таким образом, самой сутью суда является справедливость, устанавливаемая в отношении всех подданных короля вне зависимости от их сословной принадлежности. В конфликте