Пятый всадник - Александр Харыбин

– Олег Николаевич, – вдруг произнес он, вопросительно глядя мне прямо в глаза, – ведь насчет Конца Света я вас так полностью и не убедил?

В общем, он был прав в своих подозрениях. Но признаваться не хотелось.

– Скажем так, – решил я найти компромисс, – я не совсем убежден в том, что без серьезных катаклизмов Апокалипсис непременно произойдет. Случись глобальная катастрофа – да, можно не сомневаться, что будет Конец Света, но без нее – не знаю.

Профессор слегка улыбнулся, услышав мои слова. Взглянул на часы.

– Знаете, у меня еще есть немного времени, так, что мы можем продолжить беседу.

И откинулся в кресле, прикрыв веки и о чем-то задумавшись.

– Так, на чем мы остановились? – спросил он и тут же сам ответил, – ах, да, на финансовой системе.

Я приготовился к длинному рассказу, поэтому уселся поудобнее.

– Мы уже говорили о том, что для современной цивилизации финансовая система очень важна, – продолжал, между тем, Профессор, – фактически, она играет роль связующего между отдельными кирпичиками экономики. И, если связующее перестанет работать, то все здание мировой экономики рухнет. Похоронив под обломками цивилизацию. Сегодня в этой системе завязался такой клубок противоречий, которого не было все последние пятьсот лет. И, похоже, что шансов развязать его нет. Самое главное противоречие – это размер удельного совокупного долга. То есть, суммы долгов всех государств и граждан разным финансовым организациям в пересчете на каждого жителя планеты. С момента, когда финансовая система стала приобретать современный вид – это, примерно, с шестнадцатого века, показатель никогда не превышал стоимости продукции, произведенной усредненным работником в течение нескольких месяцев. Когда он доходил до полугода, начинались кризисы, войны и революции. Сегодня он приблизился к четырем годам и продолжает расти в геометрической прогрессии. Вы можете себе это представить? Каждый житель планеты, чтобы отдать долги, должен отработать на банкиров четыре года! Средства, которые тратятся на обслуживание этих долгов, составляют уже весьма значительную долю доходов и государств, и обычных жителей. Экономисты не знают, как остановить этот рост. Раньше это делалось довольно просто – через девальвацию. Но сейчас этот способ не пройдет, так как обрушит доверие к фундаментальному финансовому инструменту – доллару. Был еще один метод обнуления долгов – общеевропейские, а потом и мировые, войны. Но тогда не существовало ядерного оружия. Сейчас мировая война приведет к уничтожению человечества, как биологического вида.

Я, честно говоря, был ошарашен услышанным. Получается, что я должен отработать на какого-то дядю-банкира бесплатно четыре года, чтобы отдать долги, которые кто-то там когда-то набрал? Мне не верилось в цифры, которые озвучил Профессор. Должно быть, это ошибка.

– Сергей Александрович, – спросил я, – а как могли накопиться такие долги? Когда именно они стали усиленно расти, и почему раньше они не достигали таких размеров?

Профессор долго смотрел на меня, о чем-то задумавшись. Видимо, размышлял о том, с какого конца начать ответ. Похоже, он уже осознал уровень моих знаний по истории и экономике и пытался дать наиболее простое объяснение, не вдаваясь в дебри.

– Олег Николаевич, – снова задал он вопрос, – а что, по-вашему, есть кризис?

Я почувствовал подвох. В принципе, мне было известно то определение, которое давалось в институте, когда проходили экономику. Но Профессор, судя по всему, его-то и ожидает от меня услышать, чтобы опровергнуть. Ничего другого в голову не приходило. В экономике я был не силен, и науку эту, что называется, пробежал.

– Кризис – это перепроизводство товаров и услуг, – ответил я.

– В принципе, верно, – тут же ответил мой собеседник, – но есть одно уточнение. Не совсем корректно говорить о перепроизводстве. Правильнее сказать, что у потребителя не хватает средств, чтобы их купить. То есть, первичны здесь доходы, а, точнее, спрос. Если говорить про конечный спрос, то он может быть или со стороны населения, или со стороны государства. Все остальное – производное от конечного спроса. Та же химическая промышленность, например, не имеет смысла, если ее продукцию в той или иной степени передела не купят простые люди или государство. Спрос со стороны людей всегда определялся не самой богатой или самой бедной частью населения, а той прослойкой, которая сейчас называется средним классом. Возьмем, к примеру, два государства по десять миллионов жителей в каждом. У одного доля среднего класса будет двадцать процентов, у другого – сорок. Так вот, емкость рынка в первом государстве будет почти в два раза меньше, чем во втором. Даже, если доля самой богатой прослойки там будет выше.

Мне это утверждение показалось спорным. Я осмелился перебить своего собеседника.

– Странно, – произнес я, постаравшись придать себе при этом простоватый, если не сказать, придурковатый вид, – а я всегда думал, что больше всего потребляют именно богатые.

– Это верно, если потребление выразить в деньгах. Но для экономики важна не цена изделия, а количество времени, затраченное на его изготовление. Грубо говоря, на одну рубашку, купленную в обычном магазине, затрачено примерно столько же труда, сколько на ту, что продается в дорогом бутике. А количество рубашек, которые себе покупает богатый человек и представитель среднего класса, примерно одинаково. Таким образом, каждый представитель среднего класса за счет своего потребления обеспечивает работой не намного меньшее число людей, чем выходец из богатой прослойки.

Этот закон соблюдался две тысячи лет назад. Он соблюдается и сейчас. Все социальные революции, которые происходили последние пятьсот лет, вели только к одному. К повышению доли среднего класса в населении. А это, соответственно, вело к увеличению потребления на душу населения и общей емкости рынка. Проще говоря, каждой социальной формации соответствует своя доля среднего класса и свой уровень производительности труда. А производительность эта обеспечивается, главным образом, располагаемой энергией на душу населения. Сейчас историки и археологи находят признаки того, что древним было известно электричество и энергия пара. Почему эти знания тогда не пошли в производство? Потому, что при том общественном устройстве повышение производительности труда не имело никакого экономического смысла.

Так вот, доля среднего класса в развитых странах росла до семидесятых годов двадцатого века. И, достигнув сорока-шестидесяти процентов, остановилась. А общий рост населения в этих странах остановился еще за несколько десятилетий до того. В таких условиях дальнейший рост промышленного производства стал невозможен. Надо было что-то придумать для того, чтобы заставить людей больше потреблять. Больше, чем они зарабатывали. И в начале восьмидесятых годов в этих странах стартовала программа усиленного кредитования. Население стали просто пичкать дешевыми кредитами. Я не знаю, какой был горизонт планирования у авторов этой программы. Ведь понятно, что через некоторое время долги пришлось бы отдавать. Если не предполагать, что они действовали по принципу «после нас – хоть потоп», то, наверное, рассчитывали на то, что в скором времени им удастся кого-нибудь неплохо ограбить. Может быть, ограбить Советский Союз после победы над ним.