Пятый всадник - Александр Харыбин

– Катерина, Виктор, – представил мне молодых людей Профессор, указывая взглядом и легким кивком головы на того, чье имя называл, – наши специалисты, – а это, – тут он посмотрел на меня, – Олег Николаевич. Ваш новый коллега.

То, что меня представили по имени-отчеству, хотя я был ненамного старше этой пары молодых людей, вызвало двоякие чувства – с одной стороны, мне было приятно подчеркнутое уважение, но с другой появилась некоторая неловкость. Тем временем, троица обменялась несколькими фразами, смысл которых до меня не совсем дошел. После недолгой беседы все направились к находившейся неподалеку невысокой конструкции, напоминавшей не слишком большую трансформаторную будку с одной дверью без единого окна и пристроенными к ней несколькими длинными бочками с выпуклыми днищами. Такие используются для хранения газов под давлением. Бочки располагались горизонтально на невысоких ножках. Обычно подобные сосуды красят серебристой или белой краской с тем, чтобы уменьшить их нагрев лучами солнца. Но эти были примерно такого же грязного серо-зеленого цвета, как и деревянный забор вокруг территории. Похоже, цвет и забора, и этих газохранилищ выбран не случайно, а для того, чтобы ничего не бросалось в глаза. Я поскреб ногтем поверхность ближней из бочек – ага, так и есть – покрашена теплоизоляционной эмалью, поэтому на солнце содержимое бочки нагреваться не будет.

Все подошли к будке, и молодой человек, представленный мне как Виктор, открыл дверь, пропуская остальных вовнутрь. Я зашел за Профессором и Катериной. Внутри будки оказалось на удивление просторно и довольно светло. Верхняя часть стен и потолок были выкрашены белой краской, нижняя – светло-салатовой. Солнечные лучи проникали через пару небольших окошек на противоположной от двери стене, также свет давала пара фонарей под потолком. В комнате стоял светло-серый металлический шкаф. Из его передней стены торчала пара мониторов, которые показывали какие-то диаграммы. Под мониторами перемигивались разноцветные лампочки. Еще ниже располагалась группа кнопок и тумблеров.

На полу в дальнем от двери углу я рассмотрел сооружение в виде квадратной металлической платформы, сторонами примерно в полтора метра, огороженной с трех сторон стальными поручнями. Не нужно было иметь специальное образование, для того, чтобы догадаться, что это – подъемник. Ага! Значит, внизу имеются подземелья. Зачем они там? Подозрения и страхи, совсем было улетучившиеся к этому моменту, опять зашевелились.

Черт! А что, если, как только мы туда сейчас спустимся, на меня набросится парочка головорезов? И всё! Наручники – и в клетку. Тут же стал себя успокаивать: может, там просто какая-то кладовка, и нам совершенно незачем туда спускаться. Сейчас мы выйдем отсюда и направимся куда-нибудь в лабораторию.

– Когда включили нагрев? – вдруг услышал я вопрос Профессора, обращенный, по-видимому, к Аспиранту. Поглощенный своими мыслями о, возможно, грозившей опасности, я пропустил часть беседы этой троицы.

– В двенадцать тридцать.

Профессор посмотрел на часы.

– Значит, уже четыре с половиной часа. Я думаю, пора!

И он вступил на ту самую платформу. Парочка последовала за ним. Я встал в полушаге от края, не зная, что делать.

– Олег Николаевич! Прошу с нами, – увидав мое замешательство, позвал Профессор.

В свое время я увлекался прыжками с парашютом. За пару лет успел их совершить полтора десятка. Но первый свой прыжок, первый шаг из самолета в бездну не забуду никогда. Шаг на платформу подъемника вновь напомнил мне это чувство.

Едва платформа коснулась пола подвала, внизу зажегся яркий свет. Пространство внизу впечатляло. От большого, примерно, десять на десять метров, зала вдаль уходило три коридора со стеклянными дверями по стенам. По одному из них мы и двинулись вереницей. У одной из дверей Профессор провел пластиковой карточкой сквозь прорезь в замке. Дверь отошла в сторону, пропуская нас внутрь. В комнате зажегся неяркий рассеянный свет. Светильники находились на стене и били в потолок. Я осмотрелся. Больше всего это помещение напоминало небольшой цех высокотехнологичного производства, чем лабораторию. По крайней мере, стеллажей со склянками не заметил. Зато увидел здесь блестевшие стеклом и нержавеющей сталью агрегаты, назначение которых оставалось для меня загадкой.

Неожиданно услышав за спиной шорох, я резко обернулся. Чего-чего не ожидал здесь увидеть, так это клетку с крысами. Два белых с черными пятнами симпатичных зверька стояли на задних лапках, держась передними за металлические прутья, и с любопытством таращились на людей своими глазками-бусинками.

– Ой, господи! – не смог удержаться я от возгласа. Настолько контрастировали эти зверьки со всей остальной обстановкой. Не удержался. Подошел к клетке и протянул палец сквозь прутья.

– Нельзя! – вдруг остановил мое движение резкий окрик Аспиранта. Я моментально остановился. Мой палец замер в нескольких сантиметрах от мордочки.

– Это лабораторные животные. Посторонним к ним приближаться запрещено! – продолжал Аспирант на повышенных тонах.

– Ладно, Виктор, спокойнее! – примирительным тоном вклинился Профессор. Затем добавил, – вообще, на самом деле пальцы в клетку лучше не совать. Они хоть и не агрессивные, но укусить все равно могут. Приятного будет мало.

– А если они заразятся от него? – не унимался Аспирант, – что я тогда буду делать?

Слова о том, что крыса может подхватить от меня болезнь, довольно сильно покоробили. Почему-то показалось, что главным здесь было не боязнь за крысу, а желание меня унизить. Что ж, похоже, нормального контакта с этим товарищем не получится. Но почему? Он же совершенно меня не знает. Я ни одного слова не успел сказать. Шевельнулось неприязненное чувство к этому типу.

Парочка накинула на себя белые халаты. Тем временем, Профессор подходил к установке, которая представляла собой горизонтально расположенный блестящий металлический цилиндр диаметром сантиметров пятьдесят и чуть большей длины, в боковой стенке которого зеленовато светилось небольшое стеклянное окошко.

– Ну-ка! Как там наша Маша? – склонился Профессор над окошком.

Аспирант при этом подошел к монитору, стоящему на столе рядом с агрегатом.

– Тридцать шесть и восемь, – сказал он, – еще минут пятнадцать.

Я подошел к цилиндру и заглянул в окошко. Там, совершенно не подавая признаков жизни, лежала крыса. Значит, это ее Профессор назвал Машей. На миг вспыхнуло что-то вроде возмущения. Как же так – назвать именем моей Машуни какого-то грызуна? Но потом успокоился. Интересно, сколько пройдет времени, прежде, чем каждое событие, хоть как-то напоминающее мне о моей несчастной жене, перестанет восприниматься так болезнно? При взгляде на этого беспомощного зверька с торчащими из него трубками и смешной шапочкой с проводами на голове, шевельнулась жалость.

– Что с ней? – спросил я.

– Ничего. Спит, – ответил Профессор, – уже три месяца. При температуре минус семьдесят. Сейчас будем ее будить. Надеюсь, все пройдет хорошо.