Пятый всадник - Александр Харыбин

Я попытался представить себе ситуацию всеобщего хаоса, которую до этого обрисовал Профессор, и понял, что тот прав.

– Смысл в том, что, в отличие от людей каменного века, у нас есть знания. И мы должны научиться эти знания превратить в технологии с помощью древних примитивных инструментов.

Объяснение меня удовлетворило. Но на каком технологическом уровне, если считать по привычной нам хронологии, они пытаются остановить падение? Я спросил об этом.

– Не так все просто. Можно сказать, что это будет, приблизительно, Европа средних веков. Но с элементами современных технологий.

– А, каких, если не секрет?

– Ну, например, биогаз. Его спокойно могли добывать в древние времена, но не знали – как. А мы знаем. Опять же, ваша работа, которая позволит на простейшем оборудовании производить очень нужную в хозяйстве продукцию. И другие полезные вещи, которые позволят поднять производительность труда по добыванию пищи в несколько раз по сравнению со средневековьем. В частности, искусственное выращивание червей, грибов.

Я вдруг представил, что мне придется есть червей, и невольно передернул плечами.

– В средние века в Европе сельским хозяйством занималось девяносто процентов населения. То есть, развитием общества могли заниматься не более десяти. Мы собираемся это число удвоить или даже утроить. Здесь есть определенные сложности. Сначала надо проработать сеть взаимосвязей в будущем хозяйстве, а это не так просто, как может показаться со стороны. Несмотря на то, что мы собираемся максимально упростить инфраструктуру, все равно это будут тысячи узлов и сотни тысяч связей между ними. Потом, еще стоит задача по разработке принципа общественного устройства. Представляется, что на первых порах это будет что-то типа военного коммунизма. Вообще, наша главная задача – первое время воспользоваться останками цивилизации – топливом, оборудованием, инструментами, чтобы иметь возможность и время постепенно опустить человечество до того уровня, на котором оно сможет стабильно остановиться без дальнейшей деградации. И с которого оно потом начнет подниматься.

Профессор задумался на несколько секунд.

– Но главное не в технологиях, а в людях. Я ведь не случайно начал разговор с темы про неандертальцев, эмпатов и психопатов. Судьба человечества зависит от того, какие именно люди будут восстанавливать цивилизацию. Если в будущих поселениях вдруг окажется большой процент психопатов и паразитов – мы обречены. Можно даже не начинать что-то делать.

– И как же решить эту проблему? – поинтересовался я.

Профессор усмехнулся. Видимо, моей наивности.

– Вопрос, конечно, интересный. Это самая сложная часть работы. Тем не менее, есть определенные наметки, как ее выполнить. Если в двух словах – начинать искать людей надо уже сейчас. Чтобы к «часу икс» у нас были в готовности несколько тысяч человек. И все эти люди должны быть ярко выраженными эмпатами.

То, что я сейчас услышал, показалось абсолютной утопией. Они что – будут хватать людей на улице и брать пробы ДНК на предмет наличия генов эмпатии? Или, может, подвергать десятки тысяч людей специальным психологическим тестам? Это полный бред. Так они будут искать людей до скончания века. В год по два десятка. И то, по самым оптимистичным прогнозам. Я осторожно поделился своими сомнениями. Профессор улыбнулся.

– На самом деле, все не так страшно, как вам кажется. Лет десять назад было бы намного сложнее, но сейчас, слава Богу, социальные сети сильно облегчают задачу.

– Все понятно. Но вы же не думаете всерьез, что по странице в социальных сетях можно определить – эмпат человек, или нет.

– Если уж на то пошло, психопатов выявить очень просто. Их главная черта – патологический эгоизм – так и прет со страницы. Ведь человек помещает там то, что его интересует. А если на странице видишь только, как он хвастается, что бывал там-то и там-то, или купил новую машину, то понятно, что интересует его только собственная персона. Скажу по секрету – есть принципы поиска, позволяющие сильно сузить круг лиц, с которыми потом можно работать. Вот, например, люди, которые выбрали для себя работу ветеринара. Или волонтеры, которые помогают бездомным животным. Отношение к братьям нашим меньшим – это показатель. Но, кстати, любовь к домашним котикам к этому совершенно не относится. Те, кто любит породистых котиков, прежде всего, любят в них самих себя. А вот если человек подобрал на улице бездомного щенка, или выходил раненую птицу – это уже очень хороший признак.

Я хотел задать какой-то вопрос, но услышав про раненую птицу, вдруг вспомнил, как Машуня еще в самом начале нашей совместной жизни в комнате общежития принесла домой молодую ворону со сломанным крылом. Мы потом с месяц пытались ее выходить. Не умея определить ее пол, я дал ей, а, может, ему, кличку Птиц. В конце концов, Птиц умер, что стало настоящим горем. Надо было обратиться к ветеринарам, но я не был уверен в существовании специалистов по выхаживанию ворон. От воспоминаний о нашей совместной жизни, теперь уже такой далекой, с моей бедной Машуней, запершило в горле. Я поспешил, по выработанной привычке, поскорее отвлечься от этих мыслей.

– После того, как подходящий кандидат выбран, – продолжал тем временем Профессор, – за ним устанавливается наблюдение. Самый лучший вариант – если человек водит машину. Достаточно пару дней понаблюдать, чтобы составить о нем полное представление. Понимаете, настоящий эмпат все свои действия соотносит с главным принципом – доставлять как можно меньше неудобств окружающим. И он всегда воспринимает себя, как часть общества. То есть, он никогда не будет противопоставлять себя окружающим. Самым характерным признаком является то, как он ведет себя в пробке. Если он объезжает пробку по обочине, то все – это уже не наш клиент. Раз он так делает, значит, не уравнивает себя с остальными, ставит выше окружающих.

Мне очень захотелось куда-то спрятаться. Вдруг почувствовал, что уши начали загораться малиновым огнем. Черт! Как бы Профессор ничего не заметил. Дело в том, что я иногда поступал именно так, как он сейчас сказал. Хоть и не часто, и только в том случае, если по обочине уже ехала вереница машин. При этом меня очень мучила совесть, мне было стыдно перед теми, кто безропотно стоял в хвосте. Я думаю, в подобных случаях мною двигало ощущение несправедливости. Просто было обидно, что хитрожопые уродцы считают себя умнее или круче меня.

– Или то, как он паркуется. Если не старается встать компактно, чтобы оставить побольше пространства для остальных, а занимает площадь, где спокойно уместились бы две машины, то это плохой признак.

Ну, слава Богу, уж в этом-то меня никто обвинить не сможет. Иной раз я по нескольку раз подаю вперед-назад с тем, чтобы сбоку или сзади от меня еще осталось место для парковки. И тут я испытал чувство, похожее на панику. А что, если они и за мною так следили? Тогда они знают, что я – бомж, ночующий в машине. От этой мысли мне сразу сделалось как-то не по себе. Чтобы скрыть свое состояние, решил задать вопрос.

– А если человек не водит машину? Как тогда быть?