Пятый всадник - Александр Харыбин

У меня перед глазами возникали яркие картины из глубокого прошлого. Там два разных вида людей бились друг с другом не на жизнь, а на смерть. Эти видения настолько захватили, что, кажется, я прослушал часть сказанного. Меж тем, Профессор не останавливался:

– Обычно, когда идет война, даже если общее направление перемещения линии фронта только в одну сторону, то все равно бывают флуктуации. То есть, на какое-то время фронт может откатываться обратно. Но вот в данном случае археологи ни разу не обнаружили следов стоянки неандертальцев выше слоев со следами Человека. Это значит, что неандертальцы никогда и нигде не смогли даже на очень короткое время вытеснить людей. Обычно борьба между примерно равными противниками проходит с переменным успехом. Но не в этом случае. Здесь мы имеем безоговорочное преимущество сапиенсов. Единственным разумным объяснением этого является предположение о подавляющем численном преимуществе последних. И археологические исследования это, в общем-то, подтверждают. На самом деле, численность стоянок неандертальцев составляла одну семью, то есть, пять, максимум, десять человек. Тогда как в то же самое время поселения кроманьонцев имели десятки, а, иногда, и сотни жителей. Тогда причина непрерывных побед сапиенсов над неандертальцами становится понятна. Подавляющее численное преимущество. Сапиенсу удалось создать многочисленные устойчивые сообщества. Но вот только за счет чего? И почему неандертальцы не смогли создать поселения такой же численности? Что является краеугольным камнем для создания устойчивых многочисленных объединений? Если мы посмотрим на примеры из животного мира, мира насекомых, то неизбежно приходим к выводу о том, что главный принцип устойчивости – альтруизм. То есть, способность пожертвовать своими интересами ради общего блага. Альтруизм является следствием эмпатии, то есть, способности к сопереживанию. Раньше утверждали, что эмпатия – исключительное качество человека, которое, собственно, и отличает его от животных. Но недавние опыты на крысах разбили это утверждение в пух и прах. Крысу помещали в бокс, где находились два запертых контейнера, которые она до этого научилась открывать. В одном находилась другая пленная крыса, в другом – шоколадная стружка. Большая часть людей сначала открыла бы второй контейнер и съела бы лакомство, чтобы не делиться. Но крыса каждый раз сначала выпускала пленницу, и лакомство они съедали уже вдвоем. И это при том, что ранее данные крысы не были знакомы друг с другом. Альтруизм чистейшей воды! И самое интересное, что, по последним научным данным, найден даже ген альтруизма. Это значит, что способность к сопереживанию и альтруизм – не продукт воспитания, а качества, передающиеся по наследству.

Профессор сделал паузу, чтобы отхлебнуть чай и откусить конфету. Я, тем временем, пытался осмыслить услышанное. Все это несколько противоречило моим представлениям. Я всегда полагал, что альтруизм – привилегия только людей, и уж тем более не таких мерзких животных, как крысы.

– Но самое интересное в том, – заметил Профессор, – что в обычном человеческом обществе ген эмпатии, раз появившись, должен был тут же, максимум, через два-три поколения, исчезнуть. Потому что эмпатия и альтруизм не дают совершенно никакого репродуктивного преимущества.

Последний термин был незнаком, но перебивать собеседника с просьбой пояснить суть я не решился. Однако Профессор, похоже, заметил промелькнувшее в моих глазах недоумение и стал расшифровывать.

– Репродуктивное преимущество – это, грубо говоря, способность оставить больше потомков, чем другие особи. Даже наоборот, альтруист в нашем обществе имеет все шансы вообще остаться без потомков, так как его материальное положение будет всегда ниже, чем у эгоистов. Потому что, например, в бизнесе эмпатия – крайне отрицательное качество. Бизнесмен-эмпат никогда не станет прогибать донельзя своего контрагента, хотя бы ситуация этого и позволяла. Напротив, он сам с большей вероятностью будет идти на уступки в ущерб себе. Да и не только в бизнесе. На любой руководящей должности ему тяжело будет наказывать своих подчиненных, а те, естественно, будут этим пользоваться, устраивая подставы. А на не руководящем месте его удел – идти навстречу постоянным просьбам начальства о сверхурочных работах. Притом, что повышение зарплаты его будет ждать в самую последнюю очередь. Поговорку «кто везет – на том и едут» придумали как раз про таких. Эмпату трудно отказать в просьбе: ну, как же – ведь своим отказом он может сделать больно просящему.

Частично я был с ним согласен. Но не во всем. Скорее, альтруистам просто должны доставаться более страшные жены. И то далеко не всегда. Вот моя Машуня, например, была очень даже симпатичная. Хотя особым материальным достатком я похвастаться никак не мог.

Мысли о жене заставили сердце сжаться. Да, вот потерял я ее у точно из-за своего чувства сострадания. Лучше мне было бы мне наплевать на всех, кроме себя.

А вот детей у альтруистов уж точно будет больше, чем у эгоистов. Дети – это ведь очень серьезная жертва. Зачем же своими руками портить себе жизнь, создавая головную боль и понижая собственное благосостояние? Так что естественный отбор и репродуктивные преимущества работать здесь не будут так эффективно, как об этом говорит Профессор. Я не удержался от того, чтобы не поделиться своими сомнениями, постараясь облечь их в максимально вежливую форму. Профессор слегка поморщился, на мгновение по лицу промелькнуло выражение легкой досады. Но это длилось лишь какую-то долю секунды. Почему-то вдруг показалось, что он заранее знал слабые места своих теорий, но все-таки надеялся, что я их не замечу. На миг пришло нечто-то вроде гордости за свою такую продвинутую логику, но тут же запоздало спохватился – разозлить своего собеседника не было никакого желания. Честно говоря, мне просто было интересно,чем же он сможет возразить. Профессор размышлял недолго.

– Да, согласен. Кое в чем вы здесь правы. Но все дело в статистике. Если бы эта система работала настолько однозначно, то ген эмпатии исчез бы без следа за пару поколений. Но все равно, тенденция все последние несколько тысяч лет была в одну сторону. Разумеется, не без флуктуаций во времени и пространстве. Насчет этих самых флуктуаций – разговор отдельный и, надеюсь, мы к нему еще вернемся. А сейчас прошу принять пока как аксиому, что за последние две-три сотни лет в человеческом обществе число психопатов стало все больше заметно в сравнении с количеством эмпатов.

Я вопросительно поглядел на своего собеседника. А при чем здесь, спрашивается, психопаты? В моем представлении психопат – психически неуравновешенный тип, способный на неадекватные поступки. И противопоставлять их эмпатам, то есть людям способным сострадать, переживать другим, казалось нелогичным. Профессор верно оценил выражение моего лица.

– Многие путают понятия психопат и псих. Псих это, грубо говоря, страдающий психическими расстройствами – шизофрения, эпилепсия, истерия и тому подобными. Психопатию врачи считают не болезнью, а всего лишь психологическим синдромом. Если немного упростить, то психопата можно считать полной противоположностью эмпату. Главными его качествами являются неспособность к состраданию и искреннему раскаянию. Считается, что ярко выраженных психопатов в современном обществе порядка двух-трех процентов. Но людей, в той или иной степени проявляющих психопатические черты, намного больше. Статистика говорит, что таких уже процентов десять-пятнадцать. В преступном мире и бизнесе количество психопатов доходит до двадцати процентов. И, как утверждают исследования, профессия с наибольшим процентным соотношением психопатов – генеральный директор. Но я думаю, что среди политиков их еще больше. Просто никто не проводил таких исследований.