Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подошла к телефону и позвонила в мотель, гдеостановились ее отец и мать, Луис не успел и слова сказать.
Старики Гольдманы, конечно, несказанно обрадовалисьпредложению дочери. Правда, узнав, что через несколько дней к ним присоединитсяи Луис, умерили восторг, но в конце концов ничего страшного в этом нет. Да иЛуис, как известно, совсем не собирался в Чикаго. Если у Рейчел и случитсязагвоздка, так с билетами. На рейс «Дельты» из Бангора в Цинцинатти ещеоставались свободные места, а оттуда до Чикаго тоже нашлись как раз два билета:кто-то недавно сдал. Чудеса да и только! Правда, в Цинцинатти Рейчел придетсяненадолго расстаться с родителями: ее самолет вылетал в Чикаго почти на часпозже.
ЭТО ЛИ НЕ КОЛДОВСТВО, обрадовался Луис, повесив трубку. А вушах звучали слова Джада: ЗДЕСЬ ТАЯТСЯ СТРАШНЫЕ СИЛЫ, И Я БОЮСЬ…
ДА ПОШЕЛ ТЫ! — мысленно оборвал друга Луис. ЗА ПОСЛЕДНИЙ ГОДЯ ВСЯКОГО НАСМОТРЕЛСЯ: И СТРАШНОГО, И СТРАННОГО. НЕУЖЕЛИ, ДРУЖИЩЕ, ДУМАЕШЬ, ЧТОЧАРЫ СТАРОГО ИНДЕЙСКОГО МОГИЛЬНИКА ВЛИЯЮТ ДАЖЕ НА КОЛИЧЕСТВО СВОБОДНЫХ МЕСТ ВСАМОЛЕТЕ? СИЛЬНО СОМНЕВАЮСЬ.
— Что ж, пойду укладывать вещи, — сказала Рейчел, глядя наблокнот у телефона, где Луис записал номер рейса, время вылета, заказанныеместа.
— Тебе хватит одного большого чемодана, — заметил Луис.
— Для двоих? Ты шутишь? — удивленно и даже испуганновзглянула Рейчел на мужа.
— Хорошо, тогда прихвати еще парочку пакетов. Только ненабирай вещей на целый месяц. КАК ЗНАТЬ, МОЖЕТ, ВЕРНЕШЬСЯ СОВСЕМ СКОРО. Нанеделю, самое большее — на десять дней. Не забудь чековую книжку и кредитныекарточки. Ни в чем себе не отказывай.
— Но по карману ли нам… — нерешительно начала она. Впрочем,нерешительность у Рейчел теперь проявлялась во всем. Ее легко разубедить в чемугодно, сбить с толку. Ему вспомнилось, как прежде она выговаривала ему, толькозаикнись он о какой-нибудь маловажной покупке.
— Ничего, денег хватит, — уверил он жену.
— Если уж на мели окажемся, можно из тех денег тратить, чтоГейджу на образование откладывали. Правда, день-другой уйдет на то, чтобыпереписать счет, и с неделю, чтобы по чекам наличными получить.
Губы у нее задрожали, лицо скукожилось. Луис обнял жену. ОНАПРАВА. ПОВСЮДУ НАХОДИШЬ СЛЕДЫ, И БОЛЬ НЕ ОТПУСКАЕТ.
— Не плачь, родная.
Но она, разумеется, все плакала и плакала — да и могла ли неплакать?
Наконец она поднялась к себе укладывать вещи. Зазвонилтелефон. Луис нетерпеливо схватил трубку: вдруг из «Дельты»? Дескать, простите,ошибочка вышла, мест на ближайшие рейсы нет. А ТО УЖ БОЛЬНО ВСЕ ГЛАДКОПОЛУЧАЛОСЬ. ТАК НЕ БЫВАЕТ.
Но звонили не из авиакомпании. Звонил Ирвин Гольдман.
— Сейчас позову Рейчел, — бросил Луис.
— Не нужно. — На несколько секунд в трубке замолчали.
НЕБОСЬ ОБДУМЫВАЕТ, КАКИМИ БЫ СЛОВЕЧКАМИ МЕНЯ СЕЙЧАСОБЛОЖИТЬ.
Но вот Гольдман заговорил, сдавленно, натужно: будто каждое словосрывалось с языка с огромным трудом.
— Я с тобой хотел поговорить. Дора попросила, чтоб япозвонил и извинился за… свое поведение. И я сам признаю: виноват.
ДА ЧТО ЭТО С ТОБОЙ, ИРВИН? ГОСПОДИ, ДА Я ОТ ТАКОГОБЛАГОРОДСТВА ТОГО И ГЛЯДИ В ШТАНЫ НАПУЩУ!
— Совсем ни к чему извиняться, — сухо сказал он в трубку.
— Да, конечно, такое не прощают, — продолжал Гольдман.Теперь каждое слово сопровождалось не то хрипом, не то кашлем. — А ты… тыпо-настоящему великодушен, раз отпускаешь Рейчел и Эйлин. От этого я себе ещегаже кажусь.
Что-то удивительно знакомое в этих словах, невероятнознакомое…
Ага, ясно! Губы у Луиса плотно и решительно сомкнулись, носчуть сморщился — точно лимон надкусил. Конечно же, точно так говорит Рейчел —сама, поди, не замечает: ПРОСТИ, ЛУИС, Я ЗНАЮ, ЧТО Я — ДРЯНЬ. Но самобичеваниевсегда следовало после того, как Рейчел настаивала-таки на своем. И вот сейчасто же самое, пожалуй, у дочки задорнее и веселее голос, а в остальном — один кодному: ПРОСТИ, ЛУИС, Я ЗНАЮ, ЧТО Я — ДРЯНЬ.
Старик забирает дочку с внучкой. Скорее под крыло к деду вродное гнездо. Ах, спасибо «Дельте», блудные дети возвращаются, чего так долгодобивался Ирвин Гольдман. Ну, теперь-то он может позволить такую роскошь —оделить поверженного противника добрым словом. Да, старик чувствовал себяпобедителем. И ДАВАЙ ЗАБУДЕМ, КАК Я ЗАЕХАЛ ТЕБЕ ПО МОРДЕ НАД ГРОБОМ ТВОЕГОСЫНА, ЗАБУДЕМ, КАК Я ДАЛ ТЕБЕ ПИНКА, КОГДА ТЫ УЖЕ УПАЛ, ЗАБУДЕМ, ЧТО ЯОПРОКИНУЛ ГРОБ, И ОН ЕДВА НЕ РАСКРЫЛСЯ; ВСЕ РАВНО ПЕРЕД ТОБОЙ МЕЛЬКНУЛА,КАЖЕТСЯ, РУКА МАЛЫША. ЗАБУДЕМ, ЛУИС. КТО СТАРОЕ ПОМЯНЕТ… АХ, ИРВИН, СУКИН ТЫСЫН, КАК БЫ Я ХОТЕЛ, ЧТОБ ТЫ СДОХ ПРЯМО СЕЙЧАС, НО… ТОГДА НАРУШАТСЯ МОИ ПЛАНЫ.
— Да все в порядке, мистер Гольдман, — спокойно сказал Луис.— Просто… у нас у всех был… очень трудный день.
— Нет, не все в порядке, — настаивал старик. И Луис понял,что его слова не уловка, что не из фарисейства называет он себя такуничижительно, в душе ликуя — моя взяла! Старик едва не плакал, говорилмедленно, и голос у него дрожал. — Да, день нам всем выпал УЖАСНЫЙ, и все из-заменя. Из-за старого дурака. Какой же я осел! Вместо того, чтобы поддержатьдочь, насыпал ей соли на рану… тебя обидел и оскорбил, а ведь и тебе, наверное,нужна была моя поддержка. И теперь… вот… ты так поступил… после всего, что янатворил… Какая ж я дрянь, мразь! Поделом мне, поделом!
НАДО ЕГО ОСТАНОВИТЬ. НЕ ТО НЕ СДЕРЖУСЬ, НАОРУ И ВСЕ ИСПОРЧУ.
— Рейчел, наверное, рассказывала тебе, — продолжал ИрвинГольдман, — что у нас была еще одна дочь…
— Зельда, — вставил Луис. — Да, она говорила мне про Зельду.
— Как же нам всем было трудно, — голос у старика задрожалеще сильнее. — А труднее всех пришлось Рейчел… ведь Зельда, можно сказать,умерла у нее на руках. Но и нам с Дорой досталось. Дора едва не тронулась…
А ЧТО, ПО-ВАШЕМУ, ПЕРЕЖИЛА РЕЙЧЕЛ? КАКИМ ЧУДОМ ОНА НЕТРОНУЛАСЬ? ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ПРОШЛО, А ЕЕ ПРИ ОДНОМ СЛОВЕ «СМЕРТЬ» В ДРОЖЬ БРОСАЕТ.И ТЕПЕРЬ ЕЩЕ ОДНО ГОРЕ. СТРАШНОЕ, НЕПОПРАВИМОЕ. ЧУДО, ЧТО ОНА НЕ УГОДИЛА ВБОЛЬНИЦУ, СПЯТИВ. КОРМИЛИ БЫ ЕЕ ЧЕРЕЗ ТРУБОЧКУ. ТАК ЧТО НЕ НАДО МНЕ ЗАЛИВАТЬ,КАК ТЕБЕ С ДОРОЙ ДОСТАЛОСЬ!
— …А Зельда умерла, так для нас Рейчел — точно свет вокошке… Берегли ее, как могли… да и вину свою хотели загладить… Ведь много летее потом спина донимала… Конечно, мы виноваты, что из дома тогда отлучились.
Да, старик, несомненно, заплакал. Но с чего бы? И от егослез еще труднее удержать ненависть. Трудно, но возможно. Луис нарочновспомнил, как старик Гольдман извлек из кармана смокинга свою знаменитую жирнуючековую книжку… но вдруг за этим образом возник другой: Зельда Гольдман, живойскелет в зловонной постели, бледное лицо искажено злобой и болью, пальцыскрючились, как клешни. Привидение Гольдманов, Веуикое и Ужасное.