Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми - Тайный адвокат

объяснить важность юридического представления на суде «непопулярных обвиняемых» были заглушены яростью его студентов, чьи петиции, демонстрации и акты вандализма – надпись «На чьей вы стороне?» красовалась на фасаде здания факультета – сумели вызвать позорную реакцию со стороны университета. Вместо того чтобы напомнить этим светлым юным умам о важнейшей функции уголовной защиты, администрация Гарварда пообещала «пересмотреть ситуацию» и провести расследование поведения профессора Салливана (53). В мае 2019 года Гарвард объявил, что его контракт не будет продлен (54).

Если вы думаете, что подобное невозможно в нашей стране, напомним о неприятном событии, которое произошло в начале 2019 года. После того как тридцатиоднолетний Джек Шепард скрылся, будучи освобожденным под залог перед судом, на котором его в итоге признали виновным в неумышленном убийстве девушки по имени Шарлотта Браун, погибшей на его быстроходном катере, таблоиды запустили кампанию по поискам беглеца. Артиллерия таблоидов переключилась с трусости Шепарда (55) на (естественно) скандал, связанный с оказанной ему в соответствии с законом юридической помощью (56), а затем остановилась на его адвокатах (57), которые имели наглость продолжать представлять его интересы. Солиситор Шепарда, Ричард Иган, заявил, что, хотя он и поддерживает контакт со своим клиентом, ему неизвестно его местонахождение, и мужественно попытался объяснить важность того, что мистер Шепард сохранил право нанимать адвокатов и подавать апелляцию на свой приговор. «Мы представляем интересы, – объяснил он. – Мы не судим».

Его попытки успокоить волнения не увенчались успехом. После того как в газете Daily Mail появились статьи с ложными заявлениями о гонорарах за юридическую помощь, которые якобы получила его фирма (58), на мистера Игана обрушился шквал оскорблений, кульминацией которых стало письмо со свастикой, в котором содержалась угроза забросать его офис бутылками с зажигательной смесью и убить его детей (59).

Суд присяжных

Что касается визитной карточки уголовного правосудия – двенадцати мужчин и женщин, честных и порядочных, обеспечивающих демократию и общественное участие в уголовном процессе в соответствии с духом Великой хартии вольностей, – то и это нам не гарантировано.

Теория в поддержку системы присяжных вращается вокруг понятия присяжных как оплота борьбы с государственным угнетением, как гарантии того, что любой человек, с которым плохо обращается государство, может рассчитывать на решение, вынесенное обычными гражданами. Мы не отбираем присяжных, как это происходит в США, где стороны судебного процесса борются за то, чтобы обеспечить себе наиболее предпочтительный состав присяжных. Они выбираются случайным образом из списка избирателей, и ожидается, что они будут обладать разнообразным опытом и навыками, которые позволят им вынести справедливый вердикт, а также обеспечат сохранение веры общественности в справедливость уголовного процесса[115].

Между тем все чаще группы с особыми интересами определяют конкретные виды преступлений, по которым, как утверждается, процент обвинительных приговоров недостаточно высокий, и заявляют, что проблема кроется в предвзятости обычных людей, которые выносят вердикты.

Два вида преступлений, которые наиболее часто упоминаются в подобном ключе в СМИ, – это нарушения правил дорожного движения и сексуальные преступления. Что касается первого, то в 2016 году в газете The Guardian Мартин Портер в своей статье призвал запретить обвиняемым в опасном вождении выбирать суд присяжных, исходя из того, что «присяжные слишком охотно оправдывают водителей, которые причиняют смерть или увечья пешеходам и велосипедистам» (60). Справедливо заметив, что процент обвинительных приговоров по всем преступлениям выше в мировом суде (64 процентов), чем в Суде Короны (52,2 процентов) (61), мистер Портер предложил лишить обвиняемых суда присяжных. Он привел несколько примеров оправдательных приговоров, о которых сообщалось в СМИ, по делам, где, по его словам, «доказательства против водителя выглядели очень убедительными», и предположил, что, поскольку водителей было больше, чем велосипедистов, присяжные чаще симпатизировали первым. В поддержку его тезиса не было приведено никаких статистических данных. А тот факт, что мистер Портер сам был велосипедистом и совсем недавно подал неудачный частный иск против водителя, который был оправдан присяжными (62), интересен тем, что о нем он забыл упомянуть в своем комментарии. Тем не менее его мысль была ясна: мне не нравятся результаты судебного процесса, так что давайте его изменим.

Дела, связанные с обвинениями сексуального характера, были предметом аналогичных предложений, хотя и существует целый ряд доказательств, на которых эти дела основываются. Хорошо известно, какая часть зарегистрированных сексуальных преступлений доходит до обвинительного приговора. Часто приводится показатель в 6 процентов, и, хотя его сложно определить с большой точностью, эти данные представляются в целом верными. Управление национальной статистики сообщает, что только одно из шести преступлений, связанных с изнасилованием, доходит до полиции (63). Из них чуть более половины приводят к предъявлению обвинений, а 58 процентов изнасилований, по которым предъявлены обвинения, заканчиваются обвинительным приговором (64). И это не потому, что 94 процента заявлений не соответствуют действительности. Проблема существует – это бесспорно.

Что менее понятно, так это как лучше всего подойти к решению этой проблемы. Многие трудности возникают на ранней стадии расследования, когда собираются или теряются важнейшие криминалистические и другие доказательства, как мы видели, когда рассматривали проблемы в расследовании дела Джона Уорбойса. Неотъемлемая сложность обвинений в сексуальных преступлениях заключается в том, что зачастую единственным доказательством являются показания заявителя, которым противопоставляются показания подозреваемого, особенно когда речь идет о том, имело ли место согласие. Хотя это не препятствует вынесению обвинительного приговора (больше не требуется «подтверждение» доказательств – достаточно показаний одного заявителя, если присяжные в них уверены), это неизбежно усложняет для прокурора задачу доказать дело в соответствии с высоким уголовным стандартом. Дела, фигуранты в которых молодые люди, часто связаны с употреблением спиртного, после которого нередко остаются лишь обрывочные воспоминания. Этот фактор может помешать присяжным убедиться, что именно произошло.

СЕКСУАЛЬНЫЕ ДЕЛА НЕОБЫЧНЫ, ПОТОМУ ЧТО ОТ ОБВИНЕНИЯ ТРЕБУЕТСЯ ДОКАЗАТЬ ОТСУТСТВИЕ У ПОДОЗРЕВАЕМОГО ОСНОВАНИЙ ПОЛАГАТЬ, ЧТО ПРЕДПОЛАГАЕМАЯ ЖЕРТВА БЫЛА СОГЛАСНА.

Это может привести к ситуации, когда преступление одновременно и было и не было совершено. Истец могла не дать своего согласия, однако обвиняемый при этом мог обоснованно – хотя и ошибочно – полагать, что согласие было дано.

Стигма – и наказание, – связанные с сексуальными преступлениями, также играют свою роль в этой статистике, поскольку обвиняемые гораздо реже признают свою вину. Только 35 процентов обвиняемых в сексуальных преступлениях признают свою вину. Следующей по количеству признаний вины категорией преступлений является насилие, в котором признают себя виновными 60 процентов обвиняемых. По преступлениям, связанным с наркотиками, виновными себя признают 80 процентов подсудимых (65).

Люди, организующие эти информационные кампании, выражают опасение, что присяжные могут стать жертвами распространенных в обществе «мифов об изнасиловании», таких как