Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

Сев на кровати, Джахан взял костыли и с их помощью встал. Пора выйти на улицу. Прогулки стали способом избегать чрезмерного внимания родных. Его настроение пугало домочадцев, а их предложения помочь всегда вызывали у него вспышки необузданной ярости.

Спуститься по лестнице было непросто, но силы возвращались к нему, и, спускаясь, он уже не заваливался на одну сторону.

На мощеных улицах было сложно управляться с костылями, кожа на руках вся ободралась, но Джахан не сдавался. Никто не оглядывался на одноногого военного. К 1916-му году жители Константинополя привыкли видеть искалеченных и раненых.

Сначала он, ковыляя мимо кафе и посольств, доходил лишь до площади, которая располагалась недалеко от Гран Рю, но через какое-то время уже смог дойти до пристани, пересекал мост Галата и бродил по мусульманской части Константинополя.

Этот день он провел, блуждая по улицам, находя пристанище в кофейнях и у лотков продавцов ракы́[50], пока не пришло время возвращаться домой.

Поскольку фонари не горели, Джахан часто возвращался уже в полной темноте. В один из таких вечеров он споткнулся, когда его окликнули возле моста Галата.

– Капитан Орфалеа!

– Муслу!

– Сэр… вы ушиблись?

– Нет, все в порядке, просто споткнулся. Я рад тебя видеть, Муслу!

– Взаимно, сэр!

– У меня не было возможности написать тебе и поблагодарить за все, что ты сделал для меня.

– Я все равно не получил бы вашего письма. Я был на побережье Средиземного моря. Наш полк возвращается туда через два дня. Да будет вам известно, туда перебросят всю армию.

Солдат пытался не пялиться на культю капитана.

– Позволь мне купить тебе кофе, – предложил Джахан. – «Бриошь» еще открыта.

Мужчины зашли в кофейню, укрывшись от ветра, дующего с моря, заказали кофе и пахлаву.

– Вы хорошо выглядите, господин.

– Ты тоже, Муслу. Где именно ты был на Средиземном море?

– В Галлиполи. Там было просто ужасно. Сообщалось, что АНЗАК[51]союзников потерял тридцать две тысячи солдат, но наши потери были почти так же велики. Пятая армия практически уничтожена.

– Да, я знаю. Я слышал.

Муслу с жадностью ел пахлаву.

– А что случилось с остальными? – спросил Джахан. – Они участвовали в боях вместе с тобой?

– Только Дюзгюноглу и лейтенант Кадри.

– Ахмет! Я все время думал, как он поживает. Как у него дела?

Муслу посмотрел на капитана. В его усах застряли крошки пахлавы.

– Лейтенант погиб, сэр. Поймал снайперскую пулю.

– Мне очень жаль. Я не знал.

– Да и как вы могли об этом знать, господин… У вас хватало собственных проблем. – Взгляд Муслу опустился на ногу Джахана, но он быстро отвел глаза.

Под столом мяукала кошка, и Муслу оттолкнул ее ботинком. Рядом с ними официант начал мыть пол, готовясь закрывать заведение.

– Сэр, – начал Муслу, – тот ребенок в повозке, тот, которого вы прятали… Я все время думал о нем. Слышали ли вы что-нибудь о его дальнейшей судьбе?

– Нет, ничего не слышал.

Все происходившее в Гюмюшхане Джахан помнил очень смутно, но старая женщина, отнесшая ребенка к Стюартам, врезалась в его память. Каждый день он проверял свежую почту и каждый раз был разочарован.

– Вы обязательно услышите о нем, если на то будет воля Аллаха!

– Да будет на то воля Аллаха!

– Дюзгюноглу здесь, сэр, в Константинополе. Он лежит в больнице – его ранило в живот, но врачи говорят, что он поправится. Он спрашивал о вас.

Мужчины проговорили еще некоторое время о военной кампании и событиях последних месяцев. Муслу зевнул, прикрыв рот рукой.

– Многих не стало, господин…

– Да, это так… Скажи мне, когда ты встретился с лейтенантом Кадри в Галлиполи, он не говорил, выжил ли кто-либо из тех людей, которых мы конвоировали?

– Мы никогда об этом не говорили… Но шота потом вернулись. Вы знали об этом, сэр?

– Нет! Я надеялся…

– Дюзгюноглу мне рассказал. Они вернулись и остановили караван.

– И что случилось… с армянами? Хоть кто-то из них…

– Нет, господин, никто не выжил.

Отказавшись от помощи Муслу, капитан встал. Мужчины попрощались.

Практически в полной темноте Джахан пошел домой на Гран Рю и опустился на ступеньки у входа. Ночью похолодало, и от гранитных ступенек веяло могильным холодом. Он так и сидел, пока во всех окнах не погас свет. Небо над головой затянули темные тучи, скрыв все мерцающие звезды.

Константинополь 3 октября 1916 года

Сегодня один из последних дней, которые мы проведем в этой стране, и он оказался весьма нелегким. Мы остановились у Генри Моргентау и Жозефины, ожидая парохода, который доставит нас в Афины. У нас осталось невыполненным одно обязательство, и я все откладывал его выполнение вплоть до этого дня.

Сегодня мы отправились в дом полковника Олкея Орфалеа, с которым Генри познакомился, вращаясь в дипломатических кругах. Дом большой, построенный из светлого камня, к входной двери ведут ступеньки с балюстрадами, на втором и третьем этажах балконы с кованым ограждением. Это дом человека, занимающего высокое положение в обществе, и мне было любопытно встретиться с ним.

Служанка провела нас в гостиную, где нас уже ожидала мадам Орфалеа – темноволосая женщина небольшого роста. Она извинилась за мужа, пояснив, что он инвалид и не ведет домашние дела и что она по его поручению встречает нас.

Генри нас представил, и мы сели. Повисло неловкое молчание. Наконец служанка принесла чай и стала сервировать низкий столик.

Лале тихо сидела у Хетти на руках, и мадам Орфалеа отметила, что ребенок очень красив.

Я пил чай, всем сердцем желая, чтобы все поскорее закончилось.

– Простите, мадам Орфалеа, за то, что в письме я не изложил важные подробности, – начал Генри. – Однако эта секретность была необходима. Это весьма деликатное дело, и будет лучше, если вы узнаете все обстоятельства непосредственно из уст доктора Стюарта.

Я поставил чашку и выложил историю о том, как мы стали опекунами ребенка Ануш. Я рассказал, что ребенок был принесен в жилище, которое мы занимали, и что в корзине с девочкой находилась записка с адресом этого дома на Гран Рю. Затем я сообщил, что местонахождение Ануш нам неизвестно.