Ануш. Обрученные судьбой - Мартина Мэдден

Капитан посмотрел бандиту в глаза. Они горели нетерпением. Смерть от руки Мурзабея не будет легкой, он не захочет просто пустить пулю в сердце.

– Не трогай моего возницу, – попросил он. – Он к этому не имеет никакого отношения. Отпусти его, пусть едет в Гюмюшхане.

– Какое благородство! Интересно, знает ли полковник о том, что его подчиненный обладает такими достойными восхищения качествами?

Мурзабей подал знак свои людям, и те сняли бочку с водой с лошади и покатили ее к нему. Сняв с повозки пустую бочку, они заменили ее на полную.

– У полковника есть свои причины желать оставить тебя в живых, ну, так тому и быть. В отличие от тебя, я сдерживаю свои обещания, – продолжил разбойник.

Люди Мурзабея закрепили пустую бочку на лошади.

Муслу отважился взяться за вожжи. Джахан почувствовал легкое движение возле себя и мысленно взмолился, чтобы ребенок лежал спокойно. Мурзабей опять смотрел на повозку. Что-то привлекло его внимание.

– Ах да, я совсем забыл! Есть еще кое-что! Я же говорил о возмездии… – Одним быстрым движением Мурзабей поднял ружье и со всей силы обрушил приклад на переломанную ногу Джахана.

На Гюмюшхане опускалась ночь, когда путники наконец въехали в город. Лейтенант, немец и Ануш ехали позади всех. В пути немец обнаружил, что их спутник не солдат. Ануш соскользнула с седла, кабалак упал, и ее личность была раскрыта. Армин уставился на армянку, лейтенант нервно переводил взгляд с девушки на немца. Никто ничего не сказал. Ануш лежала на земле, думая о том, как немец будет ее снимать, – так же, как он снимал мертвую Парзик?

Спешившись, Армин подошел к ней. Он сунул руку за борт кителя, и Ануш сжалась.

– Хочешь пить? – спросил он, протягивая ей флягу. – Попей немного.

Взяв флягу из его рук, девушка опорожнила ее полностью.

– Ты можешь ехать верхом?

Ануш кивнула.

Он помог ей сесть в седло, и они опять выехали на дорогу. До Гюмюшхане оставалось еще несколько километров.

* * *

В темноте были едва различимы главные ворота города. Внезапно путь отряду преградила группа жандармов. Военным приказали спешиться.

– Оставайся на лошади! – шепнул девушке Армин. – Не разговаривай!

Он и лейтенант спешились.

– Армин Вегнер? – спросил один из жандармов на английском. – Вы арестованы!

– В чем меня обвиняют?

– Где ваша фотокамера?

Немец указал на деревянные ящики, притороченные к седлу. Два жандарма сняли их и поставили на землю.

– В чем дело?

Ящики открыли, и жандармы начали рыться в них.

– Ваше оборудование конфисковано по приказу полковника Абдул-хана и фельдмаршала фон дер Гольца.

Он кивнул жандармам, и ящики закрыли.

– Вы расстроили двух очень влиятельных людей, лейтенант Вегнер.

Жандарм посмотрел на немца, затем на лейтенанта, потом его взгляд задержался на Ануш:

– Ты! Слезай с лошади!

– Хочу вас предупредить, – начал Армин, – если этот солдат спешится, вы не сможете усадить его в седло.

– Это не важно! Немедленно спешиться!

Ануш от страха оцепенела. Она попыталась пошевелиться, но не смогла.

К ней подошел жандарм и уже занес руку, чтобы стащить ее с седла.

– Не трогайте его! – крикнул Армин. – Он заразный!

– А что с ним?

– У него холера.

– Во время перехода многие наши солдаты заразились и умерли, – сказал лейтенант. – Мы хоронили их прямо возле дороги.

– Тогда уведите его подальше отсюда! – вскричал жандарм, отступая. – Отведите его туда, куда шли! А вы, лейтенант Вегнер, пойдете со мной.

Бросив последний взгляд на товарищей, немец последовал за жандармами.

В его сознании все перемешалось, день стал ночью, а ночь днем. Муслу гнал лошадей изо всех сил, периодически посматривая, не гонятся ли за ними бандиты, и проверяя, как там капитан.

Временами раненый был не в себе, а иногда его сознание прояснялось и он тянулся к лежащей рядом дочери.

Ранним ясным утром Муслу направил повозку в старые ворота Гюмюшхане. В городе не было больницы, но в казармах был фельдшер, и именно туда Муслу держал путь.

Джахан пришел в себя и смотрел на проплывающие мимо строения.

– Куда ты едешь? Держись подальше от казарм. Муслу, послушай меня! Ищи постоялый двор!

– Капитан, господин, в казармах есть врач. Вы не в том состоянии, чтобы ехать в другое место.

– Но не в казармы! Ты понял меня? Хозяйка постоялого двора поможет нам. Главное – не попасть к солдатам!

Неохотно Муслу подчинился и свернул с центральной улицы. С большой осторожностью он ехал по узкой улочке, ведущей к реке.

Хозяйка постоялого двора была маленькой худой женщиной с испуганными голубыми глазами и сморщенной кожей. Она носила традиционную одежду пустынных кочевых племен и кожаную паранджу, скрывающую нижнюю половину лица.

За ее домом были арочные ворота, куда прошла повозка, а высокая стена не позволяла видеть ее с улицы.

Муслу предложил женщине достойный бакшиш, и она взяла деньги, ни секунды не раздумывая. Если она и считала странным то, что раненый солдат предпочитает прятаться у нее в доме, а не ехать в казармы, свое мнение она держала при себе.

Во дворе возились дети, но она прогнала их и закрыла ворота. После этого она сняла одеяло с ноги Джахана. Женщина поцокала языком, покачала головой и громко зашипела, когда Джахан попытался сесть.

От ноги исходил запах гниющей плоти, она стала темно-лилового цвета.

– В Гюмюшхане нет врача, – сказала женщина. – Старый доктор Кемаль умер от холеры, а молодой доктор Кемаль уехал в Сивас.

– Ну должен же быть хоть кто-то! Костоправ или травник, – настаивал Муслу.

– Никакой травник не сможет здесь помочь! – Женщина перевела взгляд на капитана. – Дезертир?

Он покачал головой. В порыве чувств он поднял одеяло, и женщина увидела ребенка, находившегося рядом с ним. Лале лежала на спине, раскинув руки и ноги и повернув головку набок. Ее ротик был открыт, глаза плотно закрыты.

Женщина протянула руку и осторожно пошевелила малышку. Та издала слабый звук, но глаз не открыла.

– Боюсь, она долго не протянет, – сказала женщина мягко.

– Вы можете что-то сделать? – умоляюще спросил капитан. – Накормите ее.

– Разве я похожа на кормилицу? Даже если бы я была ею и у меня было бы полно молока, ей все равно уже не поможешь. Ребенок слишком слаб. – Она махнула рукой. – Покиньте мой дом. Мертвый ребенок принесет несчастье!