Семейные ценности - Мила Гусева

class="p1">Чувствительность достигает своего апогея, и Аддамс мгновенно содрогается от новой вспышки концентрированного удовольствия.

Стоны срываются на крики, низ живота горит огнём, очертания комнаты плывут перед глазами.

Ксавье наконец отпускает её волосы — и Уэнсдэй обессиленно опускается на кровать, уткнувшись лбом во влажные простыни, пока он продолжает трахать её в сумасшедше быстром темпе. Она едва может дышать в секундных перерывах между беспощадными толчками.

Но измученное тело предательски отзывается на каждое глубокое проникновение — когда Торп резко входит по самое основание и замирает с глухим стоном, очередной сумасшедший оргазм накрывает её с головой.

Аддамс слабо осознаёт действительность.

Дыхание приходит в норму лишь спустя несколько минут, но она продолжает лежать поперёк кровати, совершенно не имея сил подняться на ноги.

— Хочешь пить? — заботливо спрашивает Ксавье, ласково проводя пальцами вдоль линии позвоночника. От былой грубости не осталось и следа. Она чувствует безумно нежное прикосновение губ ко взмокшему виску. И слышит тихий благоговейный шепот. — Уэнс, я так сильно люблю тебя. Даже не представляешь, насколько…

Уэнсдэй не отвечает ни на вопрос, ни на признание — разговаривать совершенно не хочется. Вдобавок её начинает клонить в сон.

— Знаешь… — вдруг говорит он до странности серьёзным тоном. — Я планировал дождаться официальной даты, но теперь чувствую, что хочу сделать это сейчас.

Блаженная послеоргазменная расслабленность мгновенно исчезает. Аддамс вскидывает голову, наблюдая за ним подозрительным пристальным взглядом и интуитивно предчувствуя неладное.

Ксавье отходит в сторону, начинает сосредоточенно рыться в дорожной сумке и извлекает оттуда бумажник.

Уэнсдэй резко садится в постели.

Ей совсем не нравится начало монолога — слишком уж напоминает речь перед… Нет, он бы не посмел. Два года назад, когда она нехотя согласилась на официальный статус отношений, первым пунктом во внушительном списке условий было «Никакого брака. Никогда и ни при каких условиях».

Текущий уклад жизни её более чем устраивал. Пять дней в неделю они жили раздельно, каждый в своей квартире — словно в маленькой автономной экосистеме. Встречались лишь за ужином — делились впечатлениями о прошедшем дне, много и долго разговаривали на разнообразные отвлечённые темы, спорили, ругались, мирились… Всё всегда заканчивалось сексом, зачастую — в совершенно неподходящих местах, где яркость ощущений многократно усиливалась всплеском адреналина.

А потом прощались и разъезжались по домам, чтобы не вторгаться в личное пространство друг друга. Лишь на выходных Уэнсдэй позволяла себе слабину — в пятницу вечером собирала всё необходимое и по сорок минут торчала в нескончаемых пробках, чтобы добраться до его дома. Чтобы провести в окружении его творческого бедлама ровно сорок восемь часов и ни минутой больше. Чтобы заняться сексом не в машине на парковке возле кладбища и не на заднем ряду кинотеатра под очередную кинематографическую чушь, а на его раздражающе скрипучем диване. А потом заснуть под утро и проснуться вместе.

Всё было хорошо.

Удобно. Стабильно.

Oh merda, неужели Ксавье действительно хочет всё испортить?

Шестерёнки в голове начинают вращаться с удвоенной силой, предлагая неприятные сценарии развития событий — сейчас он достанет вычурное кольцо, встанет на одно колено, произнесёт отвратительную пафосную речь… А потом она категорически откажется, и им придётся провести наедине ещё минимум пять часов по дороге в Нью-Йорк.

Хуже и представить нельзя.

Нет, нужно прекратить этот кошмар немедленно, пока ещё не пройдена точка невозврата.

— Ксавье… — ей не удаётся придать голосу должную степень безразличия. Кошмар. — Не стоит. Это ошибка.

— О чём ты? — он выпрямляется и оборачивается к ней с удивлённым выражением лица. Уэнсдэй отмечает, что его правая рука сжата в кулак. Oh merda, только не это. Торп непонимающе вскидывает брови и подходит ближе, усаживаясь на край кровати. — Ладно, неважно. У меня есть для тебя подарок.

По крайней мере, он не встал на одно колено.

Это слегка обнадёживает.

И одновременно вызывает смятение.

Она машинально моргает, выдавая собственную растерянность.

Ксавье мягко берёт её за руку. Уэнсдэй отчаянно хочется зажмуриться и сбежать отсюда. Но бежать некуда.

— Держи… — он вкладывает в её раскрытую ладонь… ключ?

— Что это? — она чувствует, как глаза против воли широко распахиваются.

— Ну… — Ксавье кривовато улыбается, потирая переносицу. — Ты ведь хотела открыть своё собственное детективное агенство. Я нашёл подходящее помещение. Арендовал на месяц, но если тебе понравится, я его куплю. Для тебя.

Аддамс чувствует себя так, словно пропустила ступеньку, спускаясь с крутой лестницы — невероятное облегчение смешивается с совершенно иррациональной… радостью? Благодарностью? Она не знает. Не может сказать точно. Она опускает глаза на маленький серебристый ключик, лежащий на ладони — и моргает снова.

— Ты рада? — Торп обеспокоенно заглядывает в её лицо, явно не понимая причин такой странной реакции.

— Да, — Уэнсдэй коротко кивает, стараясь унять учащённое сердцебиение. А в следующую секунду, повинуясь внезапному порыву, тянется к нему и заключает в объятия. — Очень.

Комментарий к Часть 17

Информация о дате выхода новых глав и новых работ, спойлеры, референсы, тематические мемы и многое другое — всё это можно найти в моём тг канале Буду безмерно рада каждому

https://t.me/efemeriaaa

========== Часть 18 ==========

Комментарий к Часть 18

Саундтрек:

Hoshi — Et même après je t’aimerai

Приятного чтения!

Age: 30

Допрос затягивается.

Квадратные настенные часы показывают уже половину десятого вечера, а обвиняемый — Джозеф Деанджело, сорок восемь лет, родом из города Милуоки штата Висконсин, последние пятнадцать лет прожил в Нью-Йорке на Шервуд-авеню, занимал должность смотрителя в музее Соломона Гуггенхайма, а в свободное от работы время увлекался расчленением людей — упрямо отрицает свою причастность к серии громких убийств. Даже несмотря на то, что средний палец его правой руки наливается синевой и стремительно опухает после точного удара молотком. Маньяк с внешностью благопристойного джентльмена в интеллигентных очках жестоко поплатился за то, что совсем не по-джентельменски продемонстрировал неприличный жест в ответ на один из вопросов Аддамс.

— Где вы были третьего июля в промежутке между десятью часами вечера и двумя часами ночи? — уже в который раз спрашивает Уэнсдэй, уперевшись ладонями в стол и прожигая мужчину тяжёлым взглядом исподлобья. Но Деанджело лишь скалит зубы в неприятной ухмылке и дерзко вскидывает голову, всем своим видом демонстрируя нежелание оказывать содействие полиции.

— В ваших интересах сотрудничать с нами, если хотите скостить срок, — подтверждает Шепард, устало потирая ладонями щёки.

Разумеется, инспектор блефует. Даже если серийный убийца подпишет чистосердечное и укажет места захоронения жертв, части тел которых до сих пор не найдены, ему не светит ничего, кроме пожизненного. Чокнутым головорезам на свободе не место. Но самому преступнику об этом знать пока необязательно.

И потому