Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии - Михаил Майзульс

Одни олицетворяли злобу и слепоту иудеев, которые отказались признать распятого Мессией, обещанным ветхозаветными пророками. Другие – как сотник Лонгин или второй, безымянный, сотник, который, узрев чудеса, свершившиеся после смерти Христа, воскликнул, что тот воистину Сын Божий, – напоминали о силе обращения. Полярные реакции на страдания и смерть Спасителя показывали зрителям таких сцен, как они должны реагировать, что им следует чувствовать и как сострадать Христу (страдать со Христом), чтобы спасти свои души.

Представляя толпу, собравшуюся на Голгофе, художники активно экспериментировали с физиогномикой и мимикой персонажей. На лицах Девы Марии, Марии Магдалины и апостолов мы видим боль и отчаяние, их жесты скорбны, а по щекам нередко текут слезы. Напротив, злословящих палачей или ликующую толпу позднесредневековые мастера стремились показать максимально уродливыми и отталкивающими. И большинство безобразных, часто карикатурных лиц зритель того времени мог легко интерпретировать как еврейские[463]. Как писал историк Митчелл Мербэк, фигуры, которые раньше были всего лишь масками, прибрели собственные характеры. На сцену вышли психологически убедительные типажи с широкой гаммой реакций и чувств: от веры до неверия, от сострадания до ненависти. Глядя, как стоящие на Голгофе наблюдают за распятием Христа, зритель таких изображений тоже мог почувствовать себя свидетелем казни. Он как будто смотрел на нее из-за их спин[464]. Для того чтобы эмоционально вовлечь зрителя внутрь происходящего, часто применялся один прием. Сам Христос, кто-то из воинов или прохожих смотрел не на других персонажей, а изнутри изображения вовне – на зрителя. Встреча взглядов служила катализатором вовлеченности и побуждала смотрящего задуматься о том, что он сделал бы, если бы вдруг сам увидел, как воины подгоняют Христа, несущего крест на Голгофу, или вбивают гвозди ему в ладони[465].

Одной из главных «техник», которая должна была разжечь благочестие и привести молящегося к максимальной самоидентификации со страдающим Спасителем, была мысленная визуализация всех этапов Страстей. Верующего призывали как можно подробнее и конкретнее представить каждую из пыток, каждый из ударов, каждого из палачей. В трактатах о Страстях Христовых, какие с XII–XIII вв. во множестве составляли для клириков, а потом и для мирян, постоянно звучали призывы мысленно перенестись в преторию, где Христа бичевали, или на Голгофу, где он был распят, ужаснуться жестокости палачей и прослезиться, видя, с каким смирением Спаситель принимает все издевательства, тычки и удары.

К примеру, в «Размышлениях о жизни Христа» автор постоянно обращается к читателю и наставляет его, как следует визуализировать евангельскую историю. Для этого нужно представить себя свидетелем Страстей. «Тот, кто желает разделить славу страстей и креста Господня (Гал. 6:14), должен всецело сосредоточиться на них сердечным размышлением и не ослаблять упорного внимания. Если размышляющий сможет умственным взором проникнуть в это великое таинство и подробно разглядеть каждое из совершившихся тогда дел, все увиденное, я думаю, переведет его в новое и небывалое состояние. […] Главное – представить себя присутствующим при всех этих событиях и при каждом в отдельности, самому увидеть все, что совершилось, – Господень крест, страдания и распятие; самому присутствовать и оставаться там с сочувствием, вниманием, любовью и упорством»[466].

Для того чтобы мысленно перенестись внутрь происходящих событий, нужно было взором следовать за Христом. «Сейчас ты сосредоточься, напрягись и постарайся увидеть Его: вот Он выходит из дома, где они обедали, вот заканчивает беседу с учениками, вот входит с ними в сад. Иди и ты с ними; хорошо; а теперь войди вместе с ними в сад. Видишь – смотри внимательно, – как тепло, дружески, по-семейному Он говорит с ними, как приглашает их помолиться. Вот Он отходит от них на несколько шагов – примерно настолько, насколько ты бросишь камень, – смиренно и почтительно преклоняет колени и возносит молитву Отцу. «Будь внимательна к каждой мелочи, всматривайся во все, словно сама там присутствуешь»[467]. «Итак, смотри хорошенько, не упускай из виду Господа, погляди, как терпеливо и добродушно Он принимает объятия несчастного и поцелуй предателя, которому недавно омыл ноги и с которым разделил свою последнюю трапезу. Как покорно Он позволяет себя схватить, связать, бить и тащить, подгоняя рывками и пинками, словно злодея, словно немощного труса, неспособного защитить себя. Как Он не только не сердится, но сочувствует ученикам, в страхе разбегающимся в разные стороны»[468].

Созерцая тот поток образов, которые самому же следовало создать и наполнить жизнью, важно было максимально остро ощутить боль, которую пришлось претерпеть страдающему Спасителю: «Лжецы находятся и свидетельствуют против Него к Его осуждению и плюют в пресвятое лицо Его. Они закрыли Ему глаза повязкой, били Его в лицо кулаком и заушали Его, спрашивая: "Прореки, кто ударил Тебя?" (Лк. 22:64). И ругаются над Ним и мучат Его, а Он все сносит терпеливо. Присмотрись, постарайся увидеть каждое действие в отдельности и почувствовать то же, что чувствовал Он»[469].

«Итак, Господа отвязали от столба и ведут голого, избитого через весь дом назад к Пилату. По дороге Он ищет глазами тряпки, которые побросали те, кто срывал с Него одежду. Посмотри на Него, как Он изранен, как дрожит крупной дрожью: в то утро в Иерусалиме было холодно, как сообщает Евангелие (Ин. 18:18) […] Погляди на Него; рассмотри по отдельности каждое действие Его мучителей и ощути то, что Он должен был при этом испытывать. Посмотри: Он делает и терпеливо сносит все, что они хотят. Он надевает пурпурную одежду, носит на голове терновый венец (Мк. 15:17), держит в руке камышинку, словно царский скипетр, а когда они, потешаясь, бухаются перед Ним на колени, изображая приветствие, Он терпеливо молчит и ни словом не возражает. Смотри, не отворачивайся; смотри особенно на Его голову – она вся оплетена терновником, и бесчисленные шипы вонзились в нее; Его заставляют по-царски помавать камышинкой, и трость то и дело бьет Его по голове, глубже загоняя колючки. Смотри, и пусть горечь заполнит твое сердце. Видишь, как дергается Его шея от боли бесчисленных уколов. Острые шипы пронзили Его пресвятую главу жгучей болью, там, где они вонзились, течет кровь, заливая Его с головы до ног. О несчастные! В какой страх и трепет повергнет вас эта царственная голова, которую вы сейчас бьете! […] Напряги свой умственный взор изо всех сил, представь, что ты действительно находишься там, внимательно гляди вокруг и не упускай из виду ни одной мелочи, направленной против Господа твоего, и ничего из того, что Он сам говорит или делает»[470].