Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии - Михаил Майзульс

I.4.16. Антипапская гравюра с текстом Мартина Лютера. Виттенберг. 1538 г.

London. The British Museum. № 1880,0710.828

Лютеране и кальвинисты пародировали папский герб множеством разных способов. На одной гравюре, выпущенной в Нидерландах в 1566 г., когда там вспыхнуло восстание против владычества ультракатолической Испании, высмеивается «папистская» месса. Священник и все остальные клирики – как алчные лицемеры и хитрецы – изображены с головами лис. На ретабле, установленном на алтаре, слева нарисован «святой Иуда» в папской тиаре и с нимбом, а справа – перекрещенные ключи, на которых повис кошель с его сребрениками (I.4.17)[454].

I.4.17. Месса лицемеров. Протестантская гравюра. 1566 г.

Amsterdam. Rijksmuseum. № RP-P-OB-78.853

На другой полемической гравюре, созданной в мастерской Лукаса Кранаха Старшего в 1545 г. для памфлета «Изображение папства», перевернутая тиара превратилась в ночной горшок, в который испражняется ландскнехт. А место ключей на гербе заняли две воровские фомки (I.4.18). Латинский текст сверху гравюры сатирически описывает происходящее: Adoratur papa, deus terrenus – «Так поклоняются папе, земному богу». А снизу немецкий текст объясняет, что римский понтифик обращался с Царством Христовым так же, как здесь обращаются с его тиарой. Но унывать не стоит, поскольку в Откровении предсказано, что Вавилон (т. е. для протестантов – Рим) будет повержен. Как показал историк Роберт Скрибнер, протестантская сатира против «папистской» церкви и всех католических установлений активно эксплуатировала темы, связанные с телесным низом, сексом и испражнениями. Кардиналы и папы вываливались из зловонного зада бесов, а двое немецких крестьян, насмешливо высунув языки, пускали газы в сторону папы Павла III, держащего в руках грозную буллу, от которой летели искры и шли клубы дыма. Мол, большего окрики понтифика недостойны[455].

I.4.18. Мартин Лютер. Изображение папства (Etliche Bilder Doktor Martin Luthers wider das Papsttum) (Виттенберг, 1545 г.).

Berlin. Staatsbibliothek – Preußischer Kulturbesitz. Ms. germ. fol. 1371. Fol. 4

В своей полемике против Рима и всех практик спасения, которые предлагала Католическая церковь, немецкие протестанты в XVI в. активно использовали обличительный потенциал пародии и многие приемы, которые до того применялись в «позорных образах», призванных обесчестить обидчика.

II.1.1. Монах-картузианец стоит на коленях перед кровоточащим Христом, окруженным орудиями Страстей. Эта гравюра приклеена к листу рукописи, который целиком выкрашен в красный, а на нем нарисованы капли крови. Рядом есть развороты с сотнями таких же капель и вообще без фигур. В свитке, который устремляется к Христу от ладоней монаха, написана его молитва: Domine, obsecro dirige ad me salutem – «Молю, Господи, дай мне спасение». А тот ему отвечает: Fili, fuge, vince, tace, quiesce – «Сыне, беги [от искушений], победи [их], безмолвствуй, пребывай в спокойствии».

Псалтирь с добавлениями. Англия. Ок. 1480–1490 гг.

London. British Library. Ms. Egerton 1821. Fol. 9v

Для христианской традиции Иисус – одновременно человек и Бог, смиренный узник, умерший на кресте, и воскресший царь, поправший смерть и повергший дьявола. В разные столетия фокус внимания внутри этого спектра образов и идей мог смещаться. С XI–XII вв. на первый план постепенно вышли его человеческая природа и те страдания, которые он добровольно принял ради искупления потомков Адама и Евы. Ведь, претерпев муки от рук римлян и иудеев, а потом умерев на кресте, Богочеловек, как считалось, открыл остальным людям дорогу к спасению.

Горячий культ Страстей подразумевал все более пристальный взгляд на поруганное, истерзанное и кровоточащее Тело Христа (II.1.1). А значит, и на тех, кто его истязал и распял. С XII в. сцены его пыток и казни становятся все более подробными, физиологичными и жестокими, а образы палачей – все более устрашающими, отталкивающими и порой даже звероподобными[456].

На тысячах алтарных панелей, фресок или книжных миниатюр кожа Богочеловека рвется от ударов бичей, в голову впиваются шипы от венца, веревки врезаются в руки, раны зияют, кровь льется рекой, мышцы палачей вздуваются от напряжения, и удар сыплется за ударом… Сначала цистерцианцы – «белые монахи», а в следующих столетиях францисканцы и выходцы из других орденов создали новые формы благочестия, которые в англоязычной литературе принято называть affective piety – аффективной религиозностью.

В их центре было израненное тело Спасителя, напоминавшее о его безграничной милости и сострадании. Однако любовь к страдающему Христу, который принес себя в жертву во имя грешного человечества, часто оказывалась сопряжена с ненавистью к иудеям, которых считали главными виновниками его казни и обличали как богоубийц (о вине язычников-римлян после того, как Рим и империя стали христианскими, вспоминали намного реже). В иконографии мук Христа жестокость, натурализм в передаче ран и гротеск в облике палачей достигли предела в XV – первой половине XVI в. у многих германских художников, а в Нидерландах у Иеронима Босха и его подражателей[457].

Все муки и издевательства, которые пришлось претерпеть Христу, подробно перечислялись в средневековых трактатах о Страстях. Как такие тексты выглядели, сразу будет понятно по одной цитате из «Размышлений о жизни Христа» (ок. 1300 г.). В Средние века этот текст приписывали св. Бонавентуре – влиятельнейшему теологу и генералу ордена францисканцев[458].