Труба Иерихона - Юрий Никитин

Ехали на броне, определил Глушенко. Сбросило взрывом,оглушило. А когда очнулись...

Лейтенант Мороз выкрикнул:

Гады!.. Майор, что будем делать?.. Я не хочу возвращатьсявот так...

Шмелевич окинул быстрым взглядом белые от ярости лицадесантников. Вот у Глушенко даже губы дрожат, весь трясётся. Таких отчисляютперед серьезными операциями. Почему-то принято считать, что холодныйпрофессионал предпочтительнее того, кто принимает всё близко к сердцу.

А кто сказал, бросил Шмелевич резко, что враг не будетнаказан?

Глушенко поднял глаза, недоумевающие, хоть и пелена яростизаслоняет взор, а Мороз сказал быстро:

Следы указывают, что отступили вон туда!

Километрах в десяти виднелись дома. Аул по горским понятиямвелик, в горах охотой прокормиться трудно, здесь селиться стараются друг от другаподальше.

Бери всех, велел Шмелевич. Со мной останется только командавертолета.

Мороз козырнул, а Шмелевич принялся высвобождать изразбитого бронетранспортёра трупы. Вертолёт по сигналу снизился, сделал круг иопустился неподалеку. Один из пулемётчиков выпрыгнул, взялся помогать грузитьубитых на борт.

Когда от аула показалась большая группа, вертолет изпредосторожности поднялся, облетел всех, заодно осматривая и окрестности. Морози пятеро его десантников конвоировали целую толпу, состоящую из одних мужчин.Шмелевич быстро пересчитал: сорок человек. Разного возраста, угрюмые, зыркающиеисподлобья, они и здесь старались не терять достоинства: смотрели гордо, спиныпрямые, взгляды надменные.

При виде подбитого бронетранспортёра все сдержанно заулыбались.У двух подростков вид был такой, что прямо сейчас поднимутся на носки и пойдутв огненной лезгинке, празднуя поражение врага. Мужчины постарше пряталидовольные усмешки в усы, переглядывались, глаза довольно блестели.

Один из задержанных сказал красивым гортанным голосом:

Ну и зачем нас сюда привели?.. Мы будем жаловаться в обэ...обээсэс... В НАТО будем жаловаться!

Второй, осанистый, в красивой высокой папахе, сказал ещёгромче, с возмущением:

Как можно хватать невинных людей?.. Если ваших побили, тоищите тех, кто их побил!

Подросток сказал дерзко:

Полазайте по нашим горам!..

Его друг, такой же красивый и с дерзкими глазами, поддержалуже со смехом:

Да-да, полазайте!.. И соберите все улики, чтобы моглидоказать, кто их замочил!..

Шмелевич, у которого дыхание из груди вырывалось сдавленное,с хрипами, а то и вовсе со свистом, трясущимися руками сунул пистолет в кобуру.Горцы надменно смотрели, как он сдёрнул с плеча автомат, снял с предохранителя.Остальные десантники по-прежнему молча и угрюмо держали на прицеле всю группу.

Огонь! скомандовал Шмелевич.

Треск автоматов смешался с испуганными криками. Передниеупали сразу, но те, кто стоял за ними, попытались бежать. Пули настигали их вспины, головы. Поднялся страшный крик. Раненые кричали, подростки растерялигордость и пробовали уползать на брюхе, прятались за трупами, кричали ужежалобно, по-детски.

Десантники, суровые и молчаливые, как киборги, шли следом.Чёрные дула автоматов расцветали огнём, откуда со страшной скоростью вылеталисвинцовые осы. Кое-кто на ходу выдёргивал сдвоенный рожок и быстро вставлялдругим концом. Сапоги ступали по лужам крови, что быстро впитывалась в сухуюземлю.

Потом лишь Глушенко ходил среди убитых, пинал, изредкаслышался одиночный выстрел. Иногда после выстрела тело дёргалось, Глушенкочто-то бурчал, переступал, глаза придирчиво шарили по сторонам.

Десантники заканчивали собирать в бронетранспортёре остаткидокументов, жетоны. Шмелевич бродил вокруг места схватки, круги всерасширялись, всматривался под ноги.

Вернулся он последним, десантники уже ждали в точке сбора. Спочерневшим лицом, Шмелевич тяжело дышал, пальцы то и дело дергались к рукоятипистолета.

Высоко в небе то приближался, то отдалялся шум вертолета.Боевая машина барражировала над группкой людей, готовая прикрыть огнем двухкрупнокалиберных пулемётов. Видны были фигурки в проёмах на месте дверей, чтоприкипели к длинным стволам.

Шмелевич указал в сторону аула, сделал знак, что вся группапогрузится на борт там. Вертолет качнулся, пошел боком, затем выровнялся иначал удаляться в сторону аула.

Глушенко спросил настороженно:

Что случилось, майор?

Ты сколько привел? спросил Шмелевич.

Сорок...

А надо еще десятерых, отрубил Шмелевич. Посмотрел внепонимающее лицо старого друга, с которым прошёл ещё кампанию в Афгане отначала и до конца, бросил зло: Когда вы ушли, мы здесь обнаружили ещё одного...Похоже, к нему привязали толовую шашку. Парень потерял голову, бросилсяубегать... Ну, гады позабавились, дали отбежать, потом рванули... Толькономерной знак остался да ошмётки мяса на ошмётках сапог.

Не прибегая к уловкам, скорым шагом, кое-где переходя набег, они направились к селу. С вертолёта передавали, что в селе спокойно, поканикто ни о чем не подозревает. Хоть село и небольшое, сказал командирвертолета, но убили мужчин незаметно. Зато детворы много, ими всё кишит...Подрастают новые бойцы!

Глушенко зло ругался на бегу, выкрикнул:

Будь моя воля...

Ишь чего восхотел, огрызнулся Мороз, он был известен средидесантников тем, что имел два высших образования, от службы не косил, а самнапросился в ВДВ. Не дал бог свинье рога... А то б всех перебодала!

Сам ты... сказал Глушенко и выматерился. Они ж плодятся, каккрысы!.. Жлобится наш майор, сентиментальничает!.. Я бы по сорок за каждогонашего убитого. А то бы и всех, кого встречу, в распыл!

Продвигались привычными тройками. Слева от Шмелевича Морозна бегу ухитрился передернуть плечами, словно не вспотел от бега, а, напротив,озяб:

Черт, а я ещё как-то хотел поучаствовать в совместных с НАТОоперациях... Мне бы там поучаствовали!

Чего? не понял Глушенко. А что, ты рожей не вышел?

Не принято там, пояснил Мороз. Ну, расстреливать...

Что не принято? удивился Глушенко. Кем?.. Империей? А скаких пор она стала у нас командовать?..

Ну... это ж принято...

Они оглянулись на Шмелевича. Майор шел сосредоточенный,взведённый, как курок перед выстрелом.

Поймав на себе вопрошающие взгляды, отмахнулся:

Плюнь. И сейчас, и вообще. Делай так, как правильно, а нетак, «как принято». Хрен знает, кем принято и для чего принято! Если враг несдаётся его уничтожают.