Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров

— Человек очень многое может, если по-настоящему захочет! — много лет спустя вспоминал об этом случае Николай Александрович.

…Родители души не чаяли в своем первенце. Особенно баловал сына отец. Однажды родители стали свидетелями следующей картины. Сын, будучи совсем еще малышом, вошел в столовую, когда там никого не было, и, увидев накрытый к чаю стол, начал стаскивать фарфоровую посуду и швырять ее на пол.

— Что ты делаешь! — воскликнула мать и бросилась было к Николаю.

Отец остановил ее:

— Не беспокой малыша! У него это здорово получается…

— Вы своим баловством научите его не творить, а разрушать! — возмущалась мать.

— Ничего, матушка! — возражал ей Александр Федосеевич. — Ласт бог, и творить доброе выучится.

Отец и сын совершали длительные прогулки. Старший с младшим разговаривал как с равным. И еще: отец старался развить сына физически, привить любовь к движению.

— Если бы я не был крепок, мне ни за что не выжить после ранения. Для тебя, Коля, это тем более важно, что ты решил связать свою жизнь с морем. Море сильных любит.

Мальчуган втягивался в «двигательную работу» все больше и больше: бегал взапуски с соседскими мальчишками, швырял «на призы» камни — кто дальше, упражнялся с грузом. Поднимал и бронзового Монтескье и две небольшие гирьки, которые дал мальчугану отец.

Порой приезжал Лукин.

— Ну, что научился делать за мое отсутствие? — напуская деловой тон, спрашивал он мальчугана.

— Могу камень через крышу перекинуть! — шепотом сообщал тот. — Только матушке не говорите. Браниться будет!

— А с бюстом занимаешься?

— Тридцать раз вчера поднял.

— Молодец! Пойдем на лодке кататься, — предлагал Лукин.

— Ура! А мне грести позволите?

— Еще бы!

И они шли кататься на Неву. Лукин своему юному другу давал уроки гребли.

Затем, остановившись против какого-нибудь купеческого суденышка, заставлял мальчугана заучивать названия его частей:

— Фал — снасть для подъема парусов или флага; ют — кормовая часть палубы; клотик — верх мачты, где фонарь для сигналов вешают…

Мальчуган все живо запоминал.

Когда исполнилось Николаю одиннадцать лет, он отправился в Кронштадт — кадетом Морского корпуса. Здесь он по-настоящему набрался силы, закалился. Трудно было поверить, что этот крепыш был когда-то слабым, золотушным ребенком. Так простой и здоровый быт корпуса, физические занятия и игры благотворно на него подействовали.

Учеба давалась шутя. Начальство, уважая Александра Федосеевича, баловало его сына. Вот и разленился вскоре Николай, стал манкировать занятиями. Учителя покрывали эту леность.

Александр Федосеевич все же узнал правду. Между ним и сыном произошел серьезный разговор. Позже Николай Александрович вспоминал:

«Но эта горячая любовь… не ослепила отца до такой степени, чтобы повредить мне баловством и потворством: в отце я увидел друга, но друга, строго поверяющего мои поступки…

Я чувствовал себя под властию любви, уважения к отцу, без страха, без боязни непокорности, с полной свободою в мыслях и действиях, и вместе с тем под обаянием такой непреклонной логики здравого смысла, столь положительно точной, как военная команда».

И вот когда Александр Федосеевич проведал про отсутствие усердия к учебе сына, «вместо упреков и наказаний он мне просто сказал: ты не достоин моей дружбы, я от тебя отступаюсь — живи сам собой, как знаешь.

Эти простые слова, сказанные без гнева, спокойно, но твердо, так на меня подействовали, что я совсем переродился: стал во всех классах первым».

Николай проявил большие способности в точных науках, хорошо изучил западноевропейские языки. Учась в корпусе, он посещал класс живописи в Академии художеств. Отец приглашал профессоров для занятий с сыном политической экономией, философией, психологией, логикой и другими предметами, не входящими в программу корпуса.

Наконец осуществилась мечта Николая: он все лето проплавал на «Рафаиле» под командой Василия Лукина. В 1808 году он три раза ходил из Кронштадта в Свеаборг на шлюпе «Соломбала», конвоировавшем суда с провиантом для действующего флота.

29 декабря 1809 года восемнадцатилетний Николай Бестужев, гордый за себя, надел мичманские погоны. Спустя несколько дней, с трудом удерживая счастливую улыбку, докладывал отцу:

— Высокое начальство обратило свое благосклонное внимание на наши глубокие познания! Оно назначило нас, Николая Бестужева, воспитателем Морского корпуса с присвоением звания подпоручика с правом преподавать в трех классах: морской эволюции, морской практики и высшей теории морского искусства!

Отец обнял любимого сына…

В марте Александр Федосеевич умер. Он оставил семье честное имя и небольшую деревушку Сольцы в Ново-Ладожском уезде, от которой проку не было, ибо ее крестьяне едва кормили самих себя. На молодого выпускника корпуса легла обязанность содержать мать и четверых младших братьев.

До событий на Сенатской площади, так трагически преломивших судьбу всех пятерых братьев Бестужевых, оставалось пятнадцать с лишним лет. Для старшего брата они были заполнены непрерывным трудом на флоте, в науке и литературе. В июне 1813 года он переводится в Кронштадт на строевую службу. В 1814 году производится в лейтенанты, назначается на один из кораблей отряда, снаряжавшегося для борьбы с Наполеоном.

Прибыв в Копенгаген, Николай с огорчением узнает, что Наполеон уже окончательно разбит при Ватерлоо.

— Вот не повезло! — искренне расстроился Бестужев.

Он принялся за труд литературный: описал это путешествие в «Записках о Голландии», увидевших свет в 1821 году. «Записки» имели шумный успех, вышли отдельной книжкой.

Но первое литературное произведение Бестужева появилось еще в 1818 году в журнале «Благонамеренный»: он писал о задачах литературной критики.

С начала двадцатых годов в журналах и альманахах стало появляться множество произведений Бестужева: научные статьи, стихи, басни, очерки из морской жизни… Единодушно отмечалось его высокое литературное дарование.

Но все же главным делом жизни было море: с завыванием ветра в снастях, со штормами и опасностями. Летом 1817 года Николай совершил большой заграничный поход. Через два года он получил значительное повышение по службе: был назначен помощником директора балтийских маяков.

К этому времени относятся серьезные занятия Бестужева историей флота России, занятия в архивах. За эти труды он был избран почетным членом Государственного адмиралтейского департамента и получил звание историографа флота.