Петербург. Тени прошлого - Катриона Келли

достаточно места для очередей, которые выстраивались каждый раз, когда в продажу поступало что-то интересное[868].

Покупателей тоже стало гораздо больше, чем ожидали проектировщики дореволюционных, да и советских магазинов, отчего внутри этих торговых помещений было крайне неудобно. Женщина, работавшая в секции первой медицинской помощи в ДЛТ в 1970-1980-е, вспоминает:

Помещение было очень неблагоустроенное. Там, на последнем этаже, внизу было кафе, там летом было как на сковородке. Пол горячий, представляешь? Крыша раскаленная, ужасно тяжело. <…> Там эта очередь – то за тем, то за другим. Там стоят в очереди, падают в обморок, и умирали там и всё, что хочешь». Как у сотрудницы магазина у нее были «свои ходы», но рядовые покупатели не упускали случая выказать недовольство: «И меня девки, значит, это, пропускали из одного отдела, скажем, в другой. Я подлезала под низ, и там… А когда я выносила эту шубу, меня брали за грудки! (…) «А вы здесь не стояли!..»[869]

Попытка «достать» вещь могла превратиться в испытание на физическую выносливость. Но надо было еще и творчески мыслить:

Ну а одежда такая была – ну, какая, что купишь, что достал…

В основном покупали ткани и шили, тогда же не было, так вот. (…) Крепдешины всякие были, помнишь, крепжоржеты всякие – вот такие вещи. Покупала, а потом, когда ездила на каникулы, у меня там была портниха, она мне всё шила[870].

Вспоминает еще одна информантка:

Ну, у мамы была портниха верхней одежды, всю жизнь была. Шила очень давно, что называется с самого этого. И пальто всегда шили. Мне покупали еще, а маме все пальто шили: осенние, зимние, там перешивали чего-то, какие-то мех. <…> Она дорого брала всегда, но у нее считалось супер вообще, как сейчас дизайнер или кто, сама придумывала[871].

Обеспечивать себя нужными товарами самостоятельно можно было и менее законным способом: совершая покупки в обход государственной системы. Частные сделки такого рода рассматривались советским правом как незаконная «спекуляция». В то же время продавцам разрешалось (вполне официально) приобретать ограниченное количество дефицитных товаров до того, как они поступали в широкую продажу: например, кофточки в Гостином Дворе или наборы декоративной косметики в центральной аптеке[872]. Обычным делом было перепродать такие товары проверенным покупателям с наценкой. Но это был лишь один из источников снабжения. Трудно сказать, обоснованы ли были слухи о подпольных миллионерах, ходившие в 1970-е и начале 1980-х[873]. Во всяком случае, Ленинград, безусловно, отличался большим количеством фарцовщиков, торговавших валютой и западными товарами. Согласно М. Веллеру, первый из них – некий Фима Бляйшиц – начал работать в 1957 году (см. [Веллер 2010]). Как бы то ни было, по воспоминаниям американской журналистки Р. П. Корсини, к ней в начале 1960-х годов обратился именно такой персонаж:

Сбив ноги, мы присели отдохнуть на скамейку возле Казанского собора. Вскоре на тихой улочке показался долговязый юноша в кожаной куртке. Подойдя к нам, он замедлил шаг и огляделся, словно желая убедиться, что поблизости никого нет. Затем на школьном английском он спросил, не можем ли мы продать ему авторучку. У Энди случайно оказалась лишняя, и он протянул ее молодому человеку. Узнав, что это подарок, тот пробормотал слова благодарности. Осмелев, он наклонился ближе и спросил Энди, есть ли у него костюм на продажу. Он обещал хорошо за него заплатить, целых 900 рублей. Когда мы его спросили, откуда у него такие деньги, он ответил: «У меня есть друзья – они могут заплатить» [Corsini 1965: 21].

Увидев двух человек в форме, шедших в его сторону, юноша «рванул прочь со всех ног» [Там же]. В 1980-е фарцовщиков легко было распознать еще до того, как они открывали рот, по обязательным солнечным очкам (в любую погоду; на одном из стекол всегда оставалась аккуратно приклеенная этикетка с названием бренда) и по нахальным жестам[874].

Статистика, собранная комсомольскими патрулями по всему городу, показала, что в 1977 году 1503 человека были взяты под административный арест за «приставание к иностранцам», а 4706 – за «торговлю на улице в неустановленных местах»[875]. Эти цифры говорят не только о главных направлениях общественного контроля, но и о существовании оживленного черного рынка. Фарцовщики либо продавали товары напрямую, либо выступали посредниками для других продавцов – от мелкой сошки, тех, кто околачивался у Гостиного Двора, до подпольных дельцов, которые действовали не выходя из собственных квартир, превращенных в настоящие склады[876]. Подобную деятельность осуждали и рядовые ленинградцы, и советская пресса, но люди не обязательно покупали непосредственно с рук: «отмывание товаров» через друзей и знакомых было обычным делом[877].

Наряду с туристами и, конечно, моряками дальнего плавания, еще одним источником заветных товаров были солдаты, служившие в группах советских войск за рубежом. Трофейные вещи времен Второй мировой войны нередко хранились десятилетиями, но последующие поколения военных тоже выступали в роли неофициальных коммивояжеров, как, например, молодой человек, посланный в 1962 году на Кубу: война, к счастью, не состоялась, и он вернулся домой с контрабандными джинсами для подруги[878]. По мере того как все больше советских граждан стало выезжать на Запад в качестве туристов, эти каналы расширились (см. [Gorsuch 2011]). Ожидалось, что каждый, кому повезло поехать за границу, по возвращении поделится своей удачей.

Тогда существовала страшная система: ты, приезжая из-за границы, должен был обязательно привезти родственникам подарки. <…> Тут приезд из-за границы – это редкость и так далее, то есть надо было привозить подарки. Ну, вот. Я помню, как сидит брат обиженный. И я приезжаю и дарю ему иголки для вот этой, помнишь, была швейная машина, да, вот эта да. А он расстроенный и говорит мне: «А мне ходить не в чем…»[879]

Те, кому удавалось заработать за границей деньги, иногда получали сертификаты (позже – чеки), или боны, которые можно было отоварить в специализированных магазинах, где дефицитные товары продавались по ценам, установленным государством. Моряки торгового флота, например, могли пользоваться магазином «Альбатрос», расположенным в районе доков[880]. Так что был еще один способ получить доступ к несоветским товарам: делать покупки в магазинах «Березка», притворяясь иностранцем либо с помощью знакомых иностранцев[881].

Наличие магазинов «Березка» показывало, что иностранные товары постепенно получали негласное одобрение и в официальной культуре; этому способствовали и торгово-промышленные выставки. В 1968 году выставка рыбной