Петербург. Тени прошлого - Катриона Келли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вообще брюки как таковые не носились, я вот, чтобы женщина вышла из дома и одела платье на голое тело, это тоже не было принято, и платья-то были не в обтяжечку, и поэтому продавались, я всегда называю словом “комбинация”, а слово “сорочка” мне не нравилось», – вспоминает о своей молодости женщина 1950 г. р.[853]
В то же время в 1960-е в ленинградской культуре начала проявляться разнородность вкусов, характерная для более современных тенденций в моде. Уже то, что над предметами одежды типа джинсов-дудочек смеялись, свидетельствовало об их популярности. В фантастическом романе А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1965) героя, приехавшего в небольшой северный городок, приветствуют возгласами «Стиляга!» и пристально приглядываются к его джинсам, «и я радовался, что на заду у меня имеет место профессиональное пятно – позавчера я очень удачно сел на шприц с солидолом» [Стругацкие 1989: 26, 27][854]. В Ленинграде само слово «стиляга» уже вышло из употребления – мода на него прошла в конце 1950-х[855]. Но западные товары, фильмы и журналы – не говоря уже о живых иностранцах – продолжали задавать стандарты вкуса. Как и в Америке и в Британии, в 1960-е массами овладела страсть к тканям из искусственных волокон. «Ой, на Новоизмайловском проспекте был магазин “Синтетика” – там с 6 утра люди занимали очередь. “Синтетика” – это было слово равносильное сейчас, ну, может быть, “мерседесу” пятисотому. Это было все. Это синтетика! Ты в синтетике! Белье из синтетики! Понимаете, это было нечто»[856].
Ленинградцы помоложе взяли себе за образец совсем другой стиль одежды: джинсы и мини-юбки (как альтернатива – макси-юбки). Андрей Лебедев в 2009 году вспоминал о том, какое невероятное впечатление произвели в ЛИИЖТе трое студентов из Грузии, которые пришли с головы до ног упакованные в американские джинсы и замшевые куртки в стиле апаш, с бахромой через всю спину[857]. Денди 1970-х М. Фанштейн вспоминает:
Внешнему виду мы уделяли большое внимание, по крайней мере я. Носил серые замшевые ботинки «Playboy», рубашку «Button»[858] американского происхождения, с пуговичками на воротнике и петелькой сзади, и джинсы той самой фирмы «Levi Strauss». Мне нравился тогда этот стиль. Кепки шил себе сам, и не только себе, но и другим [Фанштейн 2009:386].
Как и во всей Восточной Европе, в прозападной молодежной культуре того времени джинсы были самым важным показателем статуса[859]. Сначала они служили символом «альтернативных» пристрастий, любимой вещью богемных художников и диссидентской или полудиссидентской элиты Ленинграда. Но к концу 1970-х в них облачились и комсомольские лидеры[860]. Их жаждет заполучить даже затюканный герой рассказа М. Веллера «Кошелек» (1979): «И нелепо подумалось, что ему сорок два года, а он никогда не носил джинсов. А ведь у него еще хорошая фигура. А джинсы стоят двести рублей» [Веллер 1995: 12]. Сумма в два раза превышала среднюю зарплату и в пять – студенческую стипендию, что превращало джинсы в предмет роскоши.
Тем не менее мода распространялась, что подтверждают даже фильмы, притом что они подвергались цензуре. В картине «Личная жизнь Кузяева Валентина» (режиссеры И. Авербах и И. Масленников, 1967) мы видим девушек в юбках-карандашах, пальто-бушлатах и повязанных по моде головных платках; на юношах – брюки из шерстяной ткани и бесформенные свитера. Спустя четырнадцать лет почти все главные персонажи фильма Авербаха «Голос» уже одеты в джинсы и джинсовые куртки. Единственный предмет одежды, чье место в гардеробе ленинградца оставалось незыблемым, – плащ-макинтош.
По мере того как западная повседневная одежда распространялась все шире (в этом ей помогало растущее число иностранных студентов и туристов), то, что писала советская пресса о моде, имело все меньше отношения к реальности. Типичный разворот с девушками в коротких юбках, на высоких каблуках и в брючных костюмах из блестящей ткани можно найти в номере комсомольской газеты «Смена» за 1970 год[861]. Неудивительно, что многие молодые люди предпочитали одежду поспокойнее.
Хотя мода начинала постепенно ассоциироваться с попытками самоутвердиться, «выглядеть иначе», общественные нормы – в том числе и в богемных кругах – оставались все такими же негибкими, как и официальные понятия о том, что прилично, а что – нет. Неодобрительным словцом «самопал» называли «любую самодельную нефирменную вещь» [Богданов 2008: 251]. «Правильное» впечатление определялось тем, надето ли на человеке то, по чему все сейчас сходят с ума, – в 1960-е это был легкий нейлоновый плащ – болонья (или «болонька»), в конце 1970-х – мини-юбка, сапоги на платформе и коричневые колготки[862]. Источником вдохновения часто становилась западная мода, но, как могли заметить студенты-иностранцы, менее знакомые тренды – особенно винтажный стиль конца 1970-х и начала 1980-х – вызывали неодобрение; худшим оскорблением было: «Ты что, это купила здесь?»[863]
5.8. Посетители Музея Кирова, одетые «во все лучшее», ок. 1972. Частная коллекция
Старую одежду носить было неприлично, но от магазинов толку было мало. Как и продукты питания, промтовары надо было «доставать» с помощью хитроумных комбинаций, а не просто покупать. В городе, конечно, были самые разные магазины, некоторые со славным прошлым: Гостиный Двор на Невском и несколько менее шикарных универмагов, старейшая в России торговая галерея Пассаж и Дом ленинградской торговли (ДЛТ), построенный в начале XX века по суперсовременным на тот момент технологиям, из стали и бетона (с 1961 года универмаг специализировался на товарах для детей)[864]. В советский период добавился еще ряд примечательных торговых площадок, в том числе здания «торговых кооперативов» (в Нарвском районе, например) и универмаги, такие как Фрунзенский на Международном проспекте (ныне Московский проспект), построенный в 1934–1938 годах[865]. В 1960-е появились разнообразные торговые точки в так называемом «интернациональном» стиле, прозванные «стекляшками»[866].
5.9. Гостиный Двор в преддверии Нового года, 1975. Фотограф не указан. ЦГАКФФД СПб
Независимо от типа магазина интерьеры были исключительно функциональными: нормой стали фанера и лампы дневного света[867]. Даже дореволюционные магазины подверглись тотальной советской переделке. Гостиный Двор изначально представлял собой галерею из маленьких отдельных магазинчиков (подобную конфигурацию можно по-прежнему увидеть в крытом рынке на Разъезжей улице). Реконструкция 1955–1967 годов превратила его в подобие современного универмага. В результате секции теперь тянулись вдоль длинных коридоров с нишами, правда это создавало