Танцуя с тигром - Лили Райт

– Куда бы ты хотел сходить? – спросила она.

– Мне нужно найти кое-кого. Точнее, кое-что. За этим я и приехал в Оахаку.

Девушка недоуменно посмотрела на него.

– Что ты хочешь найти?

– Подарок для друга.

Она обрадовалась этой идее и просияла:

– Мы можем сходить на рынок за покупками. Я помогу тебе выбрать.

– Это особенная вещь. Она у кого-то находится, и я должен забрать ее.

– У кого она?

– Я пока не знаю. Это могут быть разные люди.

– Что это?

– Мне не хотелось бы рассказывать.

Девушка посмотрела на него, а затем куда-то вдаль, поверх его плеча.

– Я помогу тебе, – сказала она, и черный археолог почувствовал, что она старается придать вес каждому своему слову, чтобы он поверил ей. – Мы вместе с этим разберемся.

Он покачал головой, восхищенный. Она была лучше, намного лучше, чем он заслуживал, но он не возражал.

– Я уже почти уверен, что ты принесешь мне удачу, – сказал он.

Автобус остановился, выпуская пассажиров. Черный археолог спросил:

– Скажи мне, как тебя зовут?

– Mi nombre es Óscar Reyes Carrillo[273]. Я записываю это видео, потому что люди могут услышать обо мне разные истории после моей смерти, и я хочу, чтобы они знали правду. Доктор говорит, что у меня рак и жить мне осталось недолго. Также существует вероятность, что меня застрелят. Я сижу перед вами, раздетый до calzoncillos[274], чтобы показать вам, что мне нечего скрывать.

Я родился в Хуаресе и был младшим из шестерых детей. Мой отец работал на стройке и перебивался случайными заработками. Мы часто ложились спать голодными, но мама водила нас в церковь каждое воскресенье в чистой одежде. Люди столько раз слышали историю о бедном мексиканском ребенке, что она потеряла силы вызывать у них жалость. Я ничто для вас. Я ничто для всех, кроме себя самого.

Когда я научился водить машину, я перегонял через границу грузовики, полные марихуаны. Наркотики были спрятаны под ящиками свежих фруктов. Пограничники и таможенники пропускали нас за плату. Картель платил пятьдесят долларов за каждую поездку. Половину денег я отдавал своей матери. Когда она спросила, откуда эти деньги, я ответил, что нашел работу. Это была правда. Остальную часть денег я тратил на дорогие кроссовки и девушек в ночных клубах, чтобы они позволили мне потрогать свои киски. Я был подростком-наркодилером, который считал себя мужчиной.

В восемнадцать лет я поступил в полицейскую академию. Картели проникли в систему максимально глубоко. Новобранцев окружали деньгами, наркотиками и женщинами, поэтому, оканчивая академию, они уже были слишком избалованы, чтобы работать честно. В академии молодые люди учились снайперской стрельбе, наблюдению за подозреваемыми, охране и допросу, пыткам. Лучшие выпускники и сейчас работают для narcos. Если они проявят нелояльность, высокомерие или станут недееспособны, то получат пулю в лоб.

В течение многих лет я работал наемным убийцей. В первый раз мне заплатили три тысячи долларов за выстрел, но затем мой гонорар увеличился в пять раз. Иногда нам поручали подержать у себя или пытать пленных, пока мы ждали выкупа. Есть много способов, чтобы причинить человеку боль. Мы могли подключить оголенные провода к большому пальцу ноги пленника и включить электрический ток. Мы могли обернуть людей в пропитанные бензином простыни и поджечь их. Мы вырывали ногти. Страдания, причиненные нами, огромны. Я предпочитаю не мучить женщин, но иногда приходилось выполнять и такие приказы. Наркотики помогали справиться с этим. Это как смотреть кино. Там нет вины.

Получив выкуп, мы расстреливали пленных и выбрасывали трупы или оставляли их в определенном месте, чтобы отправить сообщение. Лицом вниз. Лицом вверх. Палец в рот или в анус. Каждый жест имел особое значение. Лучше резать людей после смерти, тогда они кровоточат меньше. Раньше банды не убивали женщин и детей, но теперь предпочитают обходиться без этих телячьих нежностей. Я злоупотреблял наркотиками и не спал иногда по нескольку дней. Я был слишком под кайфом, чтобы осознавать, что творю. Это не оправдание, но объяснение. Может быть, именно наркотики стали причиной моего рака. А может быть, причиной этому стала сама жизнь, которую я вел. А может быть, Всевышний наказывает меня. Сто? Двести? Я не помню, сколько людей отправил на тот свет. Я больше не принимаю наркотики. Это игра для молодых.

Вы можете подумать, что я животное. Но нет. Я patrón. Это термин уважения. Каждый patrón работает на более высокого patrón’a. Я коллекционирую искусство и руковожу торговлей сокровищами на юге Мексики. Мой patrón не понимает этой побочной профессии, но он не мешает мне. Люди называют меня Ван Гогом не из-за моего уха, но потому что я разбираюсь в искусстве. Я бросил школу в восьмом классе, но я самостоятельно изучил историю искусства. Обычно я смотрю на картину или что-то другое, что угодно, и решаю, хочу ли я это. Я не могу описать то, что мне приглянулось. Я просто делаю или не делаю. Как женщина. У меня в коллекции есть такие вещи, при виде которых лучшие музеи пускали бы слюни. Я мог бы стать достойным художником. Если бы я нарисовал свою жизнь, мне никто бы не поверил. Мое детство было по-своему красиво, потому что мы были очень бедны. Дети и куры, палки и камни. Мы играли в narcos против narcos в пыли.

В штате Оахака живет один американский мудак, который собирает маски, и мне нравится делать его несчастным. Когда я покупаю маску, которая могла бы ему приглянуться, я посылаю ему фото. Я ворую его посыльных. Когда-нибудь я мог бы перерезать ему горло или изнасиловать его жену, но я не делаю этого, потому что он меня забавляет. Скоро мы устроим параллельные выставки, чтобы показать свои маски. Этот кретин не понимает, что никто не может тягаться с картелями. Мой patrón хочет, чтобы американец работал на нас, занимался поставками контрабанды за границу. Он продажный. Мы апеллируем к его эго, к его жадности и его любви к сексу. Это работает в девяноста девяти процентах случаев.

С деньгами ты можешь заставить танцевать даже собаку. Без денег ты сам будешь танцевать, как собака.

Самой прекрасной маской из всех, что у меня были, была посмертная маска Монтесумы, но ее у меня украли. Такое предательство недопустимо. Я похоронил американского диггера в ванне Гонсалеса. В следующий раз, если Гонсалес провинится снова, я приготовлю ванну для него самого. Сейчас маска у американской девушки, но в ближайшее время я заберу ее обратно. Убийство американца не терпит небрежности. Нужно быть очень осторожным, иначе прилетит ФБР и сварит из вас суп. Я хочу быть похороненным с этой маской. Она отделит меня от собак. С этой маской я смогу смотреть Всевышнему в лицо.