Танцуя с Девственницами - Стивен Бут

Выражаю благодарность дербиширской полиции и смотрительской службе Пик-парка за помощь, оказанную при написании этой книги. Однако персонажи и события, выведенные на ее страницах, полностью вымышлены. Мне известно, что многие дербиширские полицейские и смотрители парка – в своем роде герои.

В создание этой повести внесли вклад столь многие люди, что она поистине является плодом усилий целой команды. В особенности я должен поблагодарить моего агента Терезу Крис, без которой ничего бы не состоялось.

Древние памятники в Дербишире, такие как каменный круг Девять Девственниц, постоянно страдают от вандализма, горных выработок и эрозии. Но они по-прежнему являются священным местом и до сих пор активно используются как культовое сооружение. Пожалуйста, относитесь к ним с уважением.

В тот день, когда погибла первая женщина, у Марка Рупера возникли проблемы с радиосвязью. Он начал обход с долины, где плато из песчаника создавало мертвую зону, не пропуская сигналы из телефонного узла в Брэдвелле. Тишина настораживала и подавляла, заставляя Марка чувствовать себя в пустынной местности отрезанным от мира. Природа, медленно увядавшая под натиском осени, пробуждала в нем былую нерешительность. Но страха не было. Лишь позже Марк испугался.

Обычно ему нравилось это время года – несколько недель межсезонья, предшествующие наступлению зимы. Нравилось наблюдать, как день ото дня меняется цвет холмов, а в Пик-парке[1]становится все меньше посетителей. Но сегодняшнее воскресенье Марк никак не мог назвать обычным: он чувствовал себя на Рингхэмской пустоши довольно неуютно. Странно и тревожно качались на ветру деревья и хрустел под ногами сухой папоротник. Птицы в разгар дня не издавали ни звука.

По мере того, как Марк выбирался из мертвой зоны, обзор постепенно становился все лучше, и наконец ему открылись границы Хартингтона и Стаффордшира. Но даже когда он направился через вересковые поля к дороге на Партридж-кросс, ему не удалось связаться с диспетчером смотрительской службы. Вполне возможно, что у рации, которую он взял с собой этим утром из инструкторского центра, просто отошел контакт. Мелочь, которая, однако, может сильно изменить всю твою жизнь.

– Пикленд Партридж Три вызывает Пикленд Зулу. Оуэн?

Вызов остался без ответа.

В начале года в этой части Рингхэмской пустоши жгли вереск. Едкий запах гари все еще примешивался к сладкому сочному аромату живых растений, ковром расстилавшихся под ногами. Отдельные обгоревшие стебельки так и остались белыми и сухими. На черном выжженном грунте они казались крошечными косточками и торчали из земли, словно тысячи обглоданных пальцев.

Отец Марка из года в год помогал смотрителям сжигать вереск, чтобы на корм шотландским куропаткам вырастали свежие побеги. Вереск нужно жечь крайне осмотрительно: он сам должен быть сухим, а земля достаточно влажной, чтобы огонь не перекинулся на торф. В запале можно подойти к огню так близко, что еще чуть-чуть – и начнет дымиться кожа. А если, присматривая за пламенем, неудачно встать с подветренной стороны, то через некоторое время с ног до головы покроешься черной сажей. Марку вспомнилось, что иногда от отца еще несколько дней пахло, словно после празднования Ночи Гая Фокса.[2]

Запах выжженного вереска воскресил в его памяти отца. Чувство было настолько живым, что на мгновение Марку показалось, будто он видит шагающую рядом высокую фигуру. Отец размахивал огромными покрасневшими руками, рассказывал, как натаскивают собак и на какую наживку ловится форель, и обещал однажды взять Марка и его брата на охоту. Но обещания своего он так и не выполнил. Да и рядом с Марком он больше не шагал ни разу с тех пор.

Видение исчезло так же быстро, как появилось, и Марку оставалось лишь тщетно перебирать воспоминания, вылавливая оттуда отдельные образы, тут же растворявшиеся, словно струйка дыма на ветру.

Сжав в руке рацию, он попытался еще раз связаться с диспетчером:

– Пикленд Зулу. Оуэн, слышите меня? Оуэн?

Ответа по-прежнему не было.

Взбираясь на плато, Марк ощущал, как его рюкзак все сильнее давит на плечи, на затекшую спину. Лямки терли кожу даже сквозь шерстяную куртку. Несмотря на мороз, его шея была мокрой от пота, а когда он добрался до верха, на него обрушился пронизывающий ветер. Тени облаков скользили по раскинувшейся внизу долине. Редкие лучи солнца освещали низину, где местами росли небольшие дубовые рощицы и паслись овцы, вилась узкая полоска покрытого гудроном шоссе и вдалеке виднелись крыши фермерских домиков. Но даже вид людского жилья не прогонял чувства одиночества.

Именно любовь к природе, а не забота о людях или угодьях парка привела Марка в местную смотрительскую службу. Когда-то ему хотелось спасти весь мир, но позже он решил ограничиться защитой малой его части. Он и представить себе не мог, что его работа будет предполагать терпеливое отношение к людям, разрушающим и оскверняющим мир, в котором они живут, к людям, не уважающим ни природу, ни своих братьев меньших. К этому привыкнуть было труднее всего. Вряд ли даже Оуэн Фокс сумеет научить его этому.

Оуэн часто говорил Марку, что хорошая связь – великое дело, и учил его всегда оставаться в пределах досягаемости. Но этот ноябрьский день, когда Марк отправился в свой первый самостоятельный обход, оказался для него не совсем удачным. Точнее, совсем неудачным.

– Это Пикленд Партридж Три. Оуэн? Оуэн? Где вы?

И конечно, этот день оказался неудачным для Дженни Уэстон.

Дженни ехала на желтом «доусе-кокомо»: шесть скоростей, покрышки толщиной в дюйм и проволочная корзина, закрепленная над задним колесом. Велосипед она взяла напрокат, на три часа, на базе Пик-парка на Партридж-кросс, и проехала уже почти пять миль в сторону плато на Рингхэмской пустоши.

Среди вересковых полей местами еще сохранились доисторические захоронения, надгробные сооружения и расставленные в круг камни. Некоторые были такими маленькими или настолько разрушенными и заросшими, что их лишь с трудом удавалось разглядеть в зарослях вереска и папоротника. Люди здесь бывали реже, чем на пустошах к югу и западу – в Стентоне и Хартхилле. Горный велосипед легко справлялся с дорогами, пролегавшими под открытым небом по безлюдным просторам.

Дженни любила Рингхэм и могла назвать множество причин, по которым раз за разом возвращается сюда. И всегда какая-то неодолимая сила влекла ее велосипед прямо к подножию Хаммондской Башни, возвышавшейся над Рингхэмским хребтом. Дженни бережно хранила в памяти вид на долину с этого места: крутой обрыв, деревья и груда камней внизу.