Буря столетия - Стивен Кинг

На небе поначалу видны только чернота и бегущие тучи, ногде-то чуть-чуть бледнеют просветы, какое-то серебрение. В этом свете чутьвиднее дымчатые, беспокойные тени облаков, я потом, всего на миг-другой,сверкает полная луна в промоине и снова исчезает.

Здание мэрии сквозь вертящуюся завесу снега все также похожана мираж. Под прикрытием своего купола раскачивается по ветру мемориальныйколокол и тихо позванивает.

Мы видим крупным планом старомодные кварцевые часы. Когдамалая стрелка указывает точно на девять, они начинают бить. Камера отъезжает,открывая нам зал заседаний Литтл-Толл-Айленда.

Это красивое и яркое зрелище. Все наши знакомые уже здесь,плюс еще остальные островитяне – всего двести. Странно выглядят они при свечах– как жители деревни прошлых времен… времен Салема и Роанока, скажем так.

В переднем ряду сидят Майк и Молли, Хэтч и Мелинда,преподобный Боб Риггинс и его жена Кэти, Урсула Годсо и Сандра Билз. Робби Билзна помосте, за небольшим деревянным столом слева. Перед ним на столе небольшаятабличка с надписью «МЕНЕДЖЕР».

За рядами скамеек поставлены в углу восемь кроватей. По обестороны этого анклава сидят Энджи Карвер, Тавия Годсо, Джоанна Стенхоуп, ЭндиРобишо, Кэт Уизерс и Люсьен Фурнье. Они охраняют детей – насколько могут.

Последний удар часов затихает в шуме ветра снаружи. Людиоглядываются в поисках любого признака присутствия Линожа. Через минуту-другуюРобби подходит к кафедре, нервно одергивая край куртки.

– Леди и джентльмены, я, как и вы, не очень знаю, чего мыждем, но…

– А тогда, может, ты сядешь и будешь ждать, как и мы, Робби?– спрашивает Джонни Гарриман.

Эти слова встречают нервным смехом. Робби кидает на Джоннихмурый взгляд.

– Я только хотел сказать, Джонни, что я уверен – мы найдемвыход из… из этой ситуации… если будем держаться вместе, как всегда было у насна острове…

Входная дверь распахивается с громким и гулким стуком.Снаружи, на крыльце, видны ботинки и древко трости Линожа.

Робби Билз замолкает и глядит на дверь. С его лица потльется ручьем.

Перебивкой идут лица островитян: Тавия… Джонас Стенхоуп…Хэтч… Мелинда… Орв… преподобный Боб Риггинс… Люсьен… другие. Все смотрят надверь.

Ботинки ступают на черно-белый шахматный кафель. Трость неотстает, постукивая через правильные интервалы. Мы следим за ботинками, покаони не подходят к двери, ведущей в зал заседаний. Тут камера резко наезжает надверь, на стеклянных створках которой написано:

ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ МЭРИИ ЛИТТЛ-ТОЛЛ-АЙЛЕНДА.

Под этим другая надпись:

БУДЕМ ВЕРИТЬ В БОГА И ДРУГ В ДРУГА.

Островитяне смотрят на вошедшего, и глаза у них расширены отстраха.

Две руки в желтых перчатках берутся за ручки и распахиваютдвери прямо на камеру…

В дверях стоит Линож в своей куртке и желтых перчатках,сунув трость подмышку. Он улыбается, глаза у него более или менее нормальные,чудовищные зубы скромно спрятаны. Он снимает перчатки и сует их в карманыкуртки.

Медленно, в тишине такой плотной, что она оглушает, Линожвходит в зал. Слышно только мерное тиканье часов.

Линож медленно идет по пролету за скамьями в направлениистолов, где был буфет. Все островитяне, кроме сидящих в последних рядах (тоесть тех, кто всего ближе к Линожу), поворачиваются посмотреть на него, и вглазах их недоверие и страх.

Когда Линож подходит к кроватям и спящим детям,самоназначенные стражи сдвигаются вместе, создавая барьер из своих тел междуЛиножем и детьми.

Линож доходит до поворота в центральный пролет, ведущий кпомосту. Минуту он там стоит, благосклонно улыбаясь, явно наслаждаясь страхом инедоверием, клубящимися в безмолвной комнате. Будто питается ими.

Здесь мы видим в перебивках всех знакомых островитян. Налице Кэт написан вызов: «Этих детей ты возьмешь только через мой расчлененныйтруп». Честное круглое лицо Хэтча исполнено решимости и напряжения, у Мелинды влице страх и отчаяние. И остальные: Джек Карвер… Ферд Эндрюс… Аптон Белл… всебоятся, все подавлены присутствием сверхъестественного… а что он – сверхъестественный,они чуют. И последним мы видим Робби с залитым потом лицом и рукой, глубокозасунутой в карман, где он спрятал пистолет.

Линож постукивает тростью сначала по скамьям слева, потомсправа от прохода – как постукивал по калитке Марты. Слышно шипение, и дымподнимается от обугленных мест, которых коснулась трость. Сидящие поблизостиотшатываются прочь. Те, кто был справа – это семья Хоупвеллов – Стен, Мэри иДэви. Линож им улыбается, и на этот раз его губы приоткрываются настолько, чтопоказывают кончики клыков. Все три Хоупвелла реагируют. Мэри обнимает за плечисвоего сына и смотрит на Линожа со страхом.

– Привет, Дэви! – говорит Линож. – Отличное будет сочинение– «Как я провел уикэнд»?

Дэви не отвечает. Линож глядит на него, улыбаясьпо-прежнему.

– Твой отец вор. Он за последние шесть лет украл болеечетырнадцати тысяч долларов в компании морепродуктов, где работает. На этиденьги он играет. – И Линож сообщает доверительно:

– Он проигрывает.

Дэви поворачивается и бросает на своего отца взгляд, полныйстраха и неверия. «Я не верю, – говорит этот взгляд. – Мой папа – никогда!» –но он на миг видит в лице Стена неприкрытую вину и страх пойманного в капканзверя. Этой минуты хватает, чтобы глубоко потрясти веру мальчика в отца,который был кумиром.

– Папа?..

– Я не знаю, кто вы, мистер, – говорит Стен, – но вы лжете.Лжете!

Хорошо, но недостаточно. Никто не верит ему, в том числе егожена и сын.

– Рожденный во лжи дважды скажи… а, Дэви? Хотя бы дважды.

С Хоупвеллами он покончил. Вера друг в друга в этой семьепогибла вмиг и навеки. Линож медленно движется по проходу к помосту. Каждыйглаз ловит его неторопливое продвижение – и тут же отворачивается; каждоесердце вспоминает свои ошибки и обманы. Дойдя до Джонни Гарримана, Линожостанавливается и улыбается снова.

– Ба, да это Джонни Гарриман! Который сжег столярный цех вМачиасе по ту сторону пролива!

– Я… да ты… не было этого!

– Еще как было! – улыбается Линож. – Два года назад, когдаони тебя уволили! – Он поворачивается к Кирку Фримену. – А Кирк помогал…правда? Конечно, помогал – на то и дружба, верно? – И снова к Джонни. –Семьдесят человек потеряли работу, но ты за себя отплатил, а это самое главное,правда? А как же!