Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь - Александр Викторович Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что же так жарко? – мелькнула мысль, – неужели впереди кратер действующего вулкана?
Потом Катя услышала голоса. Обрадовалась. Значит, правильно идет. Где люди, там жизнь. Правильно, что не свернула. Голоса нарастали, кто-то громко хлопнул дверью на кухне…
Катя открыла глаза. Голоса исходили с кухни. Здесь, у нее дома, кипит жизнь, а она почему-то спит. Как глупо получилось. Неужели она пропустила Женьку? Катя ахнула, вскочила. Только бы он не уехал. Сколько она спала? Не посмотрев ни на часы, ни на себя в зеркало, выбежала на кухню. За накрытым столом сидели, не притрагиваясь к еде, Тамара, Лариса и Женька… Значит, ждали… Значит, не начинали без нее…
Сергея не было, видимо, еще не проспался, – мельком отметила Катя и, подошла поближе к Женьке, чтобы лучше рассмотреть. Рубашка защитного цвета. Короткая стрижка. Женька встал навстречу Кате.
Голубые джинсы…
Белые кроссовки…
Катя прикрыла рукой рот…
Что же это такое? Почему Женька молчит?
– Здравствуйте, Екатерина Витальевна, – сказал Женька и протянул ладонь для приветствия.
– Здравствуй…
Женька был в гигиенической черной маске, как от коронавируса. Так сейчас многие ходят. Пандемия. Он бы не выделился из толпы в метро или на улице.
– Здравствуй, – прошептала Катя, ноги ее подкосились. Женька подхватил падающую Катю.
Катя закрыла глаза, почувствовала, как сильные мужские руки ее подхватили и аккуратно положили на диван. В голове стучала одна мысль:
– Не он… Не Ванечка… Не похож… Совсем не Ванечка…
У Женьки были небесно-голубые глаза, у Ванечки – темно-карие. Почему-то на фотографии она на цвет глаз не обратила внимания. И голос. Голос совсем другой. За семь лет, конечно, он мог огрубеть, но не до такой степени. По телосложению ее сын мог сойти за Женьку. Но глаза! Глаза не его. Материнское сердце упало вниз и почти разбилось. Теперь уже никто и никогда не соберет осколки.
Катя немного отдышалась. Лариса поднесла стакан воды и пару таблеток. Катя с трудом села, проглотила лекарства. Выдохнула.
– Извините меня, – Катя виновато опустила голову, поглядела на нарядный стол, и даже торт Тамара довела до приемлемого вида. Все так красиво. Но совсем не радостно.
– Женечка, я рада с тобой познакомиться, – Катя с трудом произносила чужие слова, с трудом подбирала другие смыслы, ведь в голове были напечатаны и почти заучены до последней буковки совсем иные речи, обращенные к сыну, а не к обычному хорошему парню Женьке, – мне Лариса много про вас рассказывала. Вы угощайтесь. Если хотите, оставайтесь у нас на ночлег. Не стесняйтесь.
– Спасибо, – кивнул Женька, – за гостеприимство. Лариса мне тоже много про вас рассказывала.
– Надеюсь, хорошее, – с трудом улыбнулась Катя, – она у тебя хорошая. Будет замечательной женой и матерью. Цени ее.
– Обязательно, – пробасил парень.
– Ребята, я что-то устала с дороги. Пойду полежу, чтобы вас не смущать. Жень, вы кушайте. Мужчина должен много кушать.
Катя поплелась в спальню. Легла поверх покрывала. Положила руки на грудь. Через минуту в комнату вошла Лариса.
– Как вы себя чувствуете? – медсестра тронула запястье.
– Ничего. Уже нормально, – выдохнула Катя, – а ведь думала, что Женька – это Ванька. Просто он не помнит себя. Представляла, что увидит меня и вспомнит. Но это не он. Как жалко. Совсем не похож.
– Я догадалась, когда мы ехали в машине, – сказала Лариса, – что у вас появилось подобное предположение. Мне тоже жаль. Я бы хотела, чтобы Ванька был жив.
– Он хороший парень, но не Ванька. Глаза другие. И голос. Я чувствую, не он.
– Извините.
– Тебе не за что извиняться. У вас все будет хорошо. Если хотите поживите у нас. Будешь за мной присматривать, тебе не надо тратиться на дорогу туда-сюда.
– Женьке далеко на работу.
– Это недолго, не успеете привыкнуть.
– Не говорите так, Екатерина Витальевна. Вы обязательно пойдете на поправку. Непременно. Я за вами наблюдала в Турции, порою мне казалось, что вы почти выздоровели. И сегодня весь день на ногах и очень активная.
– Вот именно, что показалось.
– Вам нельзя унывать.
– Мне больше ничего не остается. Поверила в чудо, но его не случилось…
Завершение истории
Алексея и поранских девушек отпустили из полиции на следующий день ввиду отсутствия заявления от пострадавших. А также из-за отсутствия самих пострадавших. Сергей вызвал полицию, а надо было еще написать бумагу, на что собственно жаловались русские туристы. Бумагу никто не написал.
К обеду в отель для сбора свидетельских показания приехал турецкий следователь. Но нужных туристов в отеле не обнаружил. Алексей вернулся в отель к вечеру. Кати не нашел. Встретил Артема.
– Она уехала, – ответил сын на вопрос Алексея.
– Куда? – странный вопрос.
– В Москву.
– Зачем? – удивительно тупой вопрос.
– Она не объяснила. Думаю, что это связано с отцом. Маме тут тяжело. Еще вы появились. А потом батя. Не знаю, как она вообще согласилась на столь дальнюю поездку.
– Думаешь? – Алексей от слова к слову тупел на глазах.
– Я не думаю, я вижу.
– Дай мне ее телефон.
– Не дам.
– Почему?
– Потому что ей так будет легче.
– Ты ничего не знаешь!
– Я знаю достаточно.
– И что же это ты знаешь?
– То, что вы отец Ваньки. Мне этого достаточно.
Артем строго посмотрел на папу своего старшего брата. Алексей опустил взгляд.
– Извини, – постоял он минуту молча, – передай, пожалуйста, что я виноват и прошу еще раз меня простить.
– Передать не обещаю. Но я подумаю.
– Спасибо и на том.
Алексей улетел в Щеков через четыре дня. Последние дни он выходил из номера только, чтобы поесть. В остальное время лежал в номере и составлял последний и решительный план в своей жизни. Людка, отпущенная из участка вместе с Алексеем, к нему больше не подходила. Столкнулись лбами они последний раз в аэропорту. Сели в самолет даже не на соседние места. Прилетели одним рейсом. И больше не встречались, не виделись. Дальнейшая судьба Людмилы Головайченко нам не известна.
Артем слова Алексея матери не передал. Когда сын приехал к матери, она лежала уставшая. Осенью Артем с Ритой улетели в США на ПМЖ.
Немного раньше, 12-го августа, Илья с Лизой справили свадьбу. Катя побывала на свадьбе, но недолго. Болезнь стремительно развивалась, усилились головные боли и сил находится на празднике жизни уже не оставалось. В начале января у новоиспеченной пары родился мальчик. Назвали Виктором.
Алексей по приезду в Щеков написал рапорт на отставку из ВСУ. Его долго не отпускали, но удержать не смогли. К октябрю Алексей справил себе новые документы на имя Петра Мареева. Обменял имеющиеся наличные и безналичные сбережения на Евро и выехал в Польшу по документам Алексея Уварова. На каждом перекрестке ему мерещились агенты СБУ, ЦРУ и Ми-6. Алексей часто менял адреса, города и одежду. Наклеивал то усы, то бороду, прихрамывал на правую ногу.
В декабре, когда поверил в отсутствие слежки, Алексей переехал в Финляндию. Оттуда в январе, 17-го числа, по документам Петра Мареева прибыл в Питер. Через день высадился в Москве. И тут он понял, что совершенно не представляет, как и где искать Катю. Пришлось ехать в деревню Петрово Торжковского района.
Подошел к Катиному родительскому дому. Избушка не казалась заброшенной. В ней точно жили люди. Аккуратный забор, целые стекла, на подоконниках – герань. Но вот только на заборе висел большой черный замок. Алексей постучал для порядка. Никто не открыл. А кто мог открыть? Хозяев дома нет. Слепой что ли? Залаяла соседская собака. За ней вторая, третья. Через минуту лай стоял над всей улицей. Собаки поддерживали порядок в деревне, и показывали хозяевам, что недаром состоят на довольствии.
– Ты кто такой? – на лай или на стук вышла соседка, – чего ломишься?
– Клавдия Петровна? – из глубин памяти всплыла давно забытое имя односельчанки, – я не ошибся?
– Ну, да. Я Клавдия. А ты кто?
– Я Леша Уваров.
– Ах! Идит тыж! – Клавдия Петровна взмахнула руками, – это ж ты Катьку обрюхатил и укатил? Как же, как же. Помню я тебя, мутатень.
– Я знаю, что виноват. Что теперь поделаешь?
– Извиняться приехал что ли?
