Легко ли быть человеком. Сказки для взрослых - Людмила Кузнецова-Логинова

Молодой человек никак не мог согласиться с подобным завершением своего романа, а посему еще более усилил натиск на сердце невесты, результатом чего стал тайный брак, заключенный романтическим образом и сопровождаемый многими тайными перипетиями, ухищрениями, уловками и чудесами изобретательности Амура. Совершилось, казалось бы, невозможное, но в делах любви Фортуна всегда, во все времена на стороне влюбленных, и это, увы, не единичный случай, когда родители пребывают в полном неведении и непонимании происходящего.

И что удивительно, за все время романа ни он, ни она ничем себя не выдали. Все так же взгляд певицы неотрывно был устремлен со сцены только на своего опекуна, сидевшего в ложе напротив и завораживавшего ее своими горящими демоническими глазами, хотя теперь в зале сидел ее законный муж.

Последний вел себя так же, как остальная публика, восторженно забрасывавшая примадонну цветами. Но долго так продолжаться не могло, жизнь есть жизнь, а не стоячее болото; и в один печальный для молодого журналиста (к тому времени снискавшего известность благодаря своим захватывающим репортажам, выгодно отличавшимся от всего, что могли предложить прочие репортеры) визит ему было объявлено опекунами о завершении гастролей и скором отъезде. Их ждали еще непокоренные города и страны, и непомерно честолюбивый маэстро жаждал предъявить свое чудо всему миру, чтобы тот склонил перед ним голову и признал его безусловное превосходство над всеми вокалистами.

Хорошо это или плохо – судить никто не брался, а вот факт близкого конца романтической истории стал для юноши реальностью.

Надо было что-то предпринять, причем срочно, немедленно. Какую уже ночь молодой человек метался по квартире, не смыкая глаз, но однажды принял решение. (Девушку он в расчет не брал и с ней не советовался, памятуя о безоговорочном доверии с ее стороны, которое она демонстрировала во время их переписки).

На следующий вечер он появился перед подъездом отеля, когда маленькая группа собиралась сесть в карету, и попросил маэстро, в виде исключения, разрешить сопровождать их в театр, так как ему необходимо сообщить нечто чрезвычайно важное. Тот, поколебавшись несколько секунд и учитывая скорый отъезд, милостиво дал свое согласие, и молодой человек сел в карету с ним рядом напротив пианистки и певицы, сразу же испуганно забившейся в угол и опустившей вуаль на блестевшие от волнения глаза.

Рассказ юноши поверг опекунов в полнейший шок. Очень доверительно и подробно журналист в красках, коими в силу своей профессии владел в совершенстве, передал историю молодой, горячей и всепоглощающей любви, толкнувшей его с их воспитанницей на крайний шаг.

Он рассказал, что с согласия Шери договорился со священником и своими друзьями и увез девушку, которая в тот знаменательный для них вечер рано ушла спать, сказавшись больной и отказавшись от ужина. В вечернем сценическом платье она вылезла в окно своей спальни, под которым ее ждал молодой человек, и была доставлена в церковь в приготовленной заранее карете. Обряд венчания совершен по всем правилам и в присутствии свидетелей. Правда, невеста была так взволнована, что в ответ на все вопросы священника только кивала головой, не в силах выдавить из себя нечто членораздельное. По окончании обряда девушка тем же путем незамедлительно была доставлена в свою спальню и утром постаралась как ни в чем не бывало выйти к завтраку к ничего не подозревающим опекунам. С женихом она не перебросилась и парой слов, поскольку от страха дрожала как в лихорадке, что вполне понятно, ведь она всегда была послушной дочерью.

Молодой человек несколько раз повторил, что единственным извиняющим их обстоятельством была безграничная, всепоглощающая любовь, не позволяющая им не только расстаться, но даже помыслить о жизни друг без друга. Во время его сбивчивого рассказа маэстро и пианистка не проронили ни слова, в карете стояла мертвая тишина, лишь во мраке белело ставшее почти бескровным лицо маэстро.

Пианистка закрылась руками, и по ее пальцам ручьем катились слезы; девушку же, забившуюся в угол кареты, опять немилосердно сотрясала нервная дрожь. Но дело было сделано, и молодой человек позволил себе облегченно вздохнуть – самое страшное осталось позади. Опекуны все знают, первый шок скоро пройдет, и они смирятся, ведь, по мнению юноши, ничего непоправимого и особо трагичного не случилось.

Жених был из уважаемой, благополучной и очень состоятельной семьи, не лишен таланта и внешней привлекательности. Ни пороков, ни низменных пристрастий не имел, ни одно пятно не омрачало его репутации, а потому о мезальянсе не могло быть и речи, напротив, брак был весьма удачным для обеих сторон и отвечал требованиям самой взыскательной невесты. Так что семья девушки должна была бы возблагодарить судьбу за этот поистине королевский подарок – выгодный брак, какого добьется не всякая предприимчивая сваха.

«Поругают, побесятся да и простят, – думал новоиспеченный супруг, оглядывая сидевшую рядом «родню». – Конечно, лучше бы все по-хорошему, по-людски, но что сделано, то сделано, ничего уже не попишешь. Жаль, что так получилось, но ведь ничего страшного не произошло. И с выступлениями можно как-то устроиться, самое главное – они теперь знают всю правду».

Карета остановилась у театра, надо было выходить, снова лавировать среди поклонников и сохранять при этом выдержку и спокойствие, чтобы никто ничего не понял и чтобы не сорвать концерт. В полном молчании маленькая группа проследовала сквозь взбудораженную толпу, и, оказавшись в здании, все разошлись в разные стороны: маэстро направился в ложу, певица в свою гримерную, пианистка – в свою, а молодой журналист в партер, на то место, где всегда сидел во время концерта.

Легко себе представить, в каком состоянии вышли на сцену артистка и аккомпаниатор, но зрителей, пришедших сюда как на праздник, нельзя было разочаровать. Заиграла музыка, дивно запела певица, по своему обыкновению (что уже никого не удивляло) устремив взгляд в ложу, где сидел ее опекун, чье лицо сегодня особенно поражало какой-то мертвенной бледностью, и только глаза горели удивительным огнем.

Надо сказать, что голос артистки в этот вечер звучал настолько сказочно, что, казалось, превышал все человеческие возможности и мог принадлежать только ангелу. Зритель был околдован, потрясен, взят в плен.

И вдруг сидевший в ложе маэстро побледнел еще больше, одной рукой схватился за сердце, другой рванул на себе ворот безупречно накрахмаленной манишки и стал медленно сползать с кресла. Голова его запрокинулась, глаза застыли в трагичной неподвижности. Зал не понял бы, что произошло, если бы не поведение певицы. Она, как зеркальное отражение своего опекуна, повторила все его движения, что-то заклокотало в ее горле, пение прекратилось, на смену ему пришли какие-то нечленораздельные звуки, и она так же медленно, как маэстро, начала опускаться на пол.

Аккомпаниатор, вся ушедшая в музыку и не отрывавшая взгляда от клавиш рояля, несколько секунд продолжала играть, а потом, услышав вместо пения ужасающие звуки, в удивлении подняла голову и увидела лежавшую на полу воспитанницу. Женщина и молодой человек одновременно бросились к находившейся в глубоком обмороке девушке. В ложе тоже суетились какие-то люди. И певицу, и маэстро перенесли в гримерную. К сожалению, мужчине уже ничем помочь было нельзя, он скоропостижно скончался от разрыва сердца, как объяснил присутствующим оказавшийся среди зрителей врач, не думавший и не гадавший, что вместо наслаждения восхитительным пением ему придется заняться своими профессиональными обязанностями, да еще констатировать смерть.