Расколотый разум - Элис Лаплант

Именно видения делают ожидание сносным. И какие видения! Яркие, красочные, затрагивающие все чувства. Поля распустившихся ароматных цветов, освещенные стерильные операционные комнаты, готовые к операциям, лица любимых, до которых она может дотянуться, которые можно приласкать, нежные руки, ласкающие ее в ответ. Райская музыка.

– Дженнифер, к тебе пришли. Пора вставать. Давай-ка приведем тебя в порядок. Ты знаешь правила. Вести себя тихо, не кричать, не стягивать с себя одежду, никого не хватать и не бить. Вот так. Вот и все. А теперь я просто оставлю тебя тут. А вот и твоя гостья. У вас есть час. Я вернусь.

Она не знает этого человека. Это мужчина или женщина? Она уже не может различить. Кто бы это ни был, они беседуют.

– Мама?

Она не отвечает. Ей кажется, что что-то случилось, что-то важное, но она не помнит что.

– Мам? Ты знаешь, кто я?

– Нет, не совсем, – говорит она. – Но твой голос меня успокаивает. Думаю, ты в каком-то роде мне близка.

– Спасибо тебе за это. – Человек берет ее за руку, держит крепко. Обнадеживающе. Это хоть что-то весомое в мире теней.

Она все еще не уверена в том, кто эта девушка, но она не может оставаться здесь долго. Еще надо покормить кролика и кота и покататься на ослике.

– Как ты сегодня? Прости, что опоздала. На работе был безумный день.

Да, она знает, каким безумным может быть день на работе. Один пациент за другим, кости, разрывающие кожу. Какое же слабое тело у человека, как легко его разрушить и сломать и как сложно собрать воедино. Но работа не должна быть такой неряшливой. Кто устроил тут такой бардак? Ей не верится. Она не верит своим глазам. Кто так небрежно делает свою работу.

– Ты не убрала операционную, – говорит она.

– Мам, это я, Фиона, твоя дочь. Зашла поздороваться. Марк тоже хотел, но у него на работе завал. У него сейчас крупное дело, разве это не замечательно? Они наконец доверили ему что-то важное. Он обещал скоро заехать.

– Марк мертв.

– Нет, мама, Марк – твой сын. Он очень даже жив. У него все хорошо. Гораздо лучше, чем раньше. Ты бы могла им гордиться.

Она не может забыть операционную. Комната вертится у нее в голове. Это ее картинка дня. Яркий образ.

– У тебя недостаточно подготовки для той процедуры. С самого начала и до конца это был хаос. Где ты вообще обучалась?

– Я училась и получала степень магистра в Стэнфорде, мам. Ты знаешь это. А потом вернулась в Чикаго, чтобы получить докторскую степень.

– Неряшливо. Неряшливо и неточно. Разве я тебя ничему не учила? Операции на основании черепа очень тонкие. В любых обстоятельствах нужно быть осторожной. Но это было грязно и даже грубо.

– Мама.

– Из-за этого и было столько крови, разумеется.

– Мама, пожалуйста, говори потише.

А потом, громче, это бесполое существо обращается к женщине в синем костюме, сидящей в углу комнаты.

– Мы можем побыть наедине? Нам нужно кое-что обсудить, и это проблематично сделать при посторонних.

– Это против правил.

– Я знаю, но всего один раз можно? Вот. Тут пятьдесят долларов. Идите, выкурите сигарету или выпейте кофе. Никто не узнает. Ничего не случится. Можете нас запереть, без проблем. Просто позвольте нам побыть вдвоем.

– Хорошо, я буду ждать снаружи.

Женщина уходит из комнаты. Слышится лязг двери, а потом щелчок, с которым она закрывается снаружи.

– Мам, мы вдвоем, теперь мы можем поговорить.

Она не уверена в том, что нужно этому человеку. Она или он крепко держит ее за руки. Стискивает слишком сильно. Больно.

– Мама, ты вспоминаешь? Ты помнишь? Что ты помнишь?

– Плохая работа. Жестокость. Ты никогда не должна быть жестокой, несмотря на соблазн. А для многих такой соблазн есть.

– Что ты помнишь?

– Среди хирургов много таких патологий. Если бы пациенты знали, они бы еще сильнее боялись ложиться под нож, чем сейчас.

– Ты вспоминаешь ту ночь?

– Я кое-что знаю.

– Что ты знаешь?

– У меня эти видения.

– Да? – Человек взбудоражился. Его или ее зеленые глаза сосредоточены на ней.

Это может быть сложно. Она напрягается изо всех сил, пытаясь пробиться сквозь шум, пытаясь видеть сквозь кровь. Неуклюжая работа. Пациент не движется.

– У тебя и сейчас видение? Мама? Да?

– Quia peccavimus tibi.

– Что это? Итальянский? Испанский?

– Miserere nostri.

– Мама.

– Моя дорогая девочка. Конечно, я не могла не помочь ей.

Человек плачет.

– Мама, пожалуйста. Женщина скоро вернется. Ты должна следить за тем, что говоришь.

– Моя дорогая девочка. И все же я ее не хотела. Я лишь мельком на нее глянула и попросила ее унести. Верните меня к работе, быстро. Верните мне мое тело, свободное от этого паразита. И она оказалась самой важной вещью на свете. Ради которой можно пойти на все.

– Прекрати, мама, ты разбиваешь мне сердце. – Теперь человек ходит туда-сюда по комнате, колотя себя, видимо, хочет себя поранить. – Я все им расскажу, если ты вспомнишь. Я никогда бы так с тобой не поступила. Каждый день я думаю признаться во всем. Нет. Каждый час. Я никогда больше не обрету покой.

На секунду существо останавливается, вздыхает и потом продолжает снова.

– Ты помнишь почему? Я хочу, чтобы ты знала почему. Той ночью я тебе рассказала, но мы больше никогда об этом не говорили. Я не хотела спрашивать. Не хотела упоминать что-то, что могло бы спровоцировать твою память. Хочешь, чтоб я снова тебе сказала? Это было ради нас, ради семьи. Аманда знала. Она высказала мне все. Она бы всем рассказала.

– Да, я знаю, что она знала. Что она смогла все это понять. Слишком умная, моя девочка.

– Мам, сначала у меня просто не сходились цифры. Но я точно не знала, что сделал папа. А потом все стало понятно. Размах этого. Это было шоком, говорю тебе. Папа!

– Деньги были наши. Джеймс их заработал.

– Ты имеешь в виду, что он их украл, мама.

– Да.

– И продолжал красть. Пока Аманда его не остановила.

– Да.

– И ты ей сказала, что все вернула. Все. И что ты отрабатываешь свой долг перед обществом, работая в клинике. Но это было не так. У тебя получилось убедить ее в этом.

– Да, это был наш секрет. Джеймса и мой.

– А потом папа умер. А тебе становилось хуже. Я все выяснила, когда разбирала твои документы. Сначала я подумала, что ты ничего не знала, что это все папа. Потом, конечно, я поняла, что ты была в курсе. И с тех пор я стала твоим финансовым опекуном. Аманда задавала мне вопросы. Прощупывала. Каким-то образом узнала, что дело было в деньгах. В огромных деньгах. Что ты ее одурачила. Что я так же замешана, как и ты. Она не могла этого вынести.