Расколотый разум - Элис Лаплант

* * *

Три женщины в комнате. Первая, молодая, очень расстроена. Она убрала руки от лица и сцепила их на коленях. Выкручивая их. Выкручивая кисти. Грубым движением, захватывая и поворачивая суставы фаланг, будто бы пытаясь вырвать связки и сухожилия из-под кожи.

Вторая женщина, постарше, усердно думает. Она смотрит на девушку, но не видит ее. Она видит картинки в своем разуме, картинки рассказывают ей какую-то историю.

И третья женщина, самая старшая, грезит. Ее здесь почти и нет. Хоть она и знает, что на ней одежда, что она сидит на твердом стуле, что его поверхность крепко прижата к ее коже, она не чувствует ничего из этого. Ее тело ничего не весит. Воздух разреженный. Трудно дышать. И время замедлилось. Всю жизнь можно прожить между двумя ударами сердца. Она тонет в воздухе. Скоро перед ее глазами снова начнут пробегать сцены.

Женщина, та, что ни стара ни молода, открывает рот. Слова выпадают из него, бездвижно повисая в застывшем воздухе.

– Наконец в этом есть смысл. – Секунда тишины. Еще одна. – Идеальный смысл.

Она встает. Что-то просчитывает.

– Даже если бы ваша мать могла убить, не похоже, что она смогла бы так тщательно спрятать все улики. Только если ей помогли.

Руки девушки теперь лежат спокойно, но они сцеплены так сильно, что из костяшек ушла вся кровь. Она закрывает глаза. Не говорит.

Голос женщины постарше становится громче. Она оживляется, пока девушка и старуха угасают.

– Это одна из причин, по которой вашей матери так долго не выдвигали обвинение. Она явно не могла так поступить. Но если ей помогали… Вы…

* * *

Когда девушка наконец заговаривает, ее голос едва слышен.

– Что вы будете делать?

– Я не знаю. Сначала мне нужно понять.

– Понять? Что тут понимать? – Девушка теперь говорит громче, она взволнована. Голос становится выше, умоляет. Она вцепляется в свои остриженные волосы. Почти рыдает. Тебе это не кажется привлекательным. Что это тебе напоминает? Перестань. Перестань сейчас же.

Девушка громко произносит:

– Она это сделала. Я узнала. Помогла ей все скрыть.

– Не так быстро. Мне нужно понять. – Она что-то берет со стола, перебирает в руках и кладет на место. – Она вам как-то дала понять, что зла на Аманду? Она думала о чем-то таком?

– Конечно нет. – Девушка почти перебивает, так она хочет ответить. Она кладет руки на колени, одну поверх другой, как охапки хвороста. Хочет, чтобы они не двигались.

– Тогда как вы узнали, что нужно туда пойти? – Голос старшей женщины становится громче. Она теряет контроль над собой, пока девушка его обретает. Они полностью сосредоточены друг на друге. Одна сдерживает эмоции, вторая их выплескивает.

– Я пошла домой проведать ее. Я волновалась. И не могла уснуть той ночью. Думала провести ночь дома, дать Магдалене выходной.

– Почему вы нам этого не сказали?

– Потому что одно потянуло бы за собой другое, вы бы начали задавать слишком много вопросов.

– Итак?

– Я припарковалась рядом с гаражом. За домом. И увидела, как мама идет вниз по улице. Она была перепачкана кровью. Я смогла добиться от нее единственного слова: «Аманда». Так я привела ее туда. И нашла Аманду.

– Ваша мать сказала, почему это сделала?

– Она сказала, что из-за шантажа.

– Шантажа?

– Да.

– По поводу?

– Обо мне. Об обстоятельствах моего появления на свет. Что моя мать не знала, кто был моим отцом. Не наверняка. Аманда собиралась рассказать.

– Кому рассказать? Ваш отец был мертв. Кому еще было бы до этого дело?

– Мне. Какая ирония. Моя мать убила, встав на мою защиту. Или ради какой-то идеи, что я не вынесу правды. Или, может, Аманда зашла слишком далеко.

– Итак, вы все убрали.

– Итак, я все убрала, – отвечает девушка. Она еще больше успокоилась. Почти расслабилась.

– А что вы сделали с пальцами?

– Связала и бросила в Чикаго-ривер, с моста на Кинзи-стрит.

– Хорошую работу проделали. А со скальпелем?

– Вы имеете в виду лезвия для скальпеля? Выбросила вместе с пальцами. Попробовала забрать и рукоятку. Но мать мне не отдала ее. Отнесла домой вместе с неиспользованными лезвиями. Остальное вы о них знаете.

Женщина постарше ходит. Взад-вперед, от стены к столу.

– Да. Остальное я знаю.

Она снова смотрит на тебя. Они обе смотрят. Ты больше не невидимка. И ты не уверена, что тебе это нравится. Тебе больше нравилось парить в эфире, там было безопаснее.

– Но пальцы, – вдруг говорит женщина. – Почему пальцы?

Девушка вздрагивает. Отворачивается от тебя, будто бы не в силах вынести это зрелище. Она отвечает женщине, не смотря на нее:

– Я не знаю. Ни малейшей догадки. Такой Аманда была, когда я нашла ее.

На мгновение женщина замолкает. Потом подходит, садится рядом с тобой и берет тебя за руку.

– Вы следили за ходом беседы, доктор Уайт?

– В моей голове картинки, – говоришь ты. – Не приятные видения. Они другого рода.

– То, как все случилось?

– Ужасающая картина.

– Да. Несомненно, она такой и была. Можете рассказать нам, почему изуродовали ее руку?

– У нее было что-то, нужное мне. Она не отдавала.

Женщина вдруг насторожилась, вытянула руку и снова взяла твою ладонь.

– Что вы сказали? – спрашивает она вкрадчивым голосом, который не сочетается с силой ее хватки. – А что у нее было?

– Медальон.

– Медальон? – Старшая женщина этого не ожидала. – Медальон со святым Христофором?

Девушка выпрямляется. Она смотрит на старшую.

– Мама.

Ты от нее отмахиваешься.

– У Аманды был медальон. Она его не отдавала.

– Но я не понимаю. Почему он был у нее?

– Мама…

Снаружи слышатся голоса, в затемненной верхней половине двери видна чья-то тень. Громкий стук – тук-тук-тук-тук. Женщина встает со стула и бросается к двери как раз в тот момент, когда та открывается. Она подставляет ногу, не впуская внутрь того, кто там стоит. Произносит тихо несколько слов, закрывает и запирает дверь, потом садится.

– Вы говорили. О медальоне.

Ты не знаешь, о чем она.

– Медальон, – повторяешь ты.

– Да, медальон. – В ее голосе слышно разочарование. – Вы собирались мне о нем рассказать. Об Аманде и медальоне. Что-то связанное с пальцами.