Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Акира…
Юки прошептал моё имя, но я его уже совсем не слышал и всё продолжал и продолжал:
– Или уйти в науку и что-то точное… Роботов собирай – с твоими мозгами и умениями можно хоть метеорологом пойти работать…
– Акира…
– …или писателем. Только представь свои книги на полках магазинов! И не в каких-нибудь мягких обложках, а в твёрдых: тебя будут приглашать на всякие интервью, может быть, даже экранизацию снимут – ну разве не круто?..
– Акира! – Он дёрнул меня за руку. – Акира, заканчивай фантазировать!
– Но почему? – недоумевал я, устало выдыхая. Меня действительно вдохновили все эти образы, которые я для него подобрал: то, как он бы здорово смотрелся в элегантном костюме на ковровой дорожке со своей книгой в руках или в белом халате учёного с гаечными ключами наперевес. – Что не так?
– То, что для всего нужна цель. – Его губы тронула слабая улыбка. Грустная. Обречённая. Она напомнила мне мою собственную, когда обстоятельства вынуждали улыбаться. – У меня нет ни целей, ни мотивации. Я просто есть.
Я всё равно не понимал его слов. В моей голове это никак не укладывалось, словно то, что мне твердили всю жизнь, что два плюс два – это четыре, резко оказалось неправильным и чем-то далёким: не четыре, а сто пятьдесят три, например, – какая-то глупость.
– Но ты же…
– Я прожил так долго, Акира. – Он склонил голову набок. – И могу сказать, что жизнь переоценена.
Мне стоило бы оскорбиться, но я не смог.
Я сидел и внимательно слушал его, пытаясь представить, каково это – жить сотни лет подряд. Вероятно, утомительно. Это у меня не было времени, а у него – море. Почему-то я раньше особо не задумывался, через что он прошёл и сколько близких умерло на его руках: те, которые были, когда он был по-настоящему живым; знакомые и друзья… Ведь единственная, кто до сих пор оставался с ним, – это Кицуко-сан.
– Да, возможно, – согласился я, виновато закусывая губу. – Просто…
– Я понимаю. Мы находимся в слишком разных положениях, и я понимаю твои чувства, ведь ты как цветок, который не успел распуститься и зацвести, но знаешь… – Он сделал паузу. – Если бы у меня была возможность обменять свою бессмертную душу на твою, я бы так и поступил.
Я нервно сглотнул, не зная, как реагировать на его слова. Юки-кун тоже не торопился с продолжением, и вот так вот, погружённые в странное молчание, мы сидели в заснеженной темнице под ночным небом, сверкающим от фейерверков.
Стало холодно. Моя одежда пропиталась снегом, но я будто бы этого не замечал, зато Юки был чересчур внимательным:
– Ты промок. Пошли домой?
Запоздало посмотрев на свои штаны и пальто, края которых уже можно было отжимать, я рассеянно кивнул. В ушах всё ещё звучал его голос, который снова и снова повторял одно и то же: «Возможность обменять свою бессмертную душу на твою». Почему-то эти его слова меня жутко напугали. Сам не понял почему, но к горлу подступил горький комок, а в глазах предательски защипало.
Он помог мне подняться и, сняв с себя пальто, накинул его на мои плечи. Теперь мы смотрелись очень странно, прямо как в первый вечер нашего знакомства: я, укутанный в сто одёжек, и Юки, на котором практически ничего. Конечно, он не чувствовал холода, но мне стало совестно, будто я отбираю у него всё: и одежду, и время, и даже саму жизнь.
– Кстати, а я думал, что Рождество – это больше праздник для влюблённых, – возможно, он заметил моё изменившееся настроение, а потому пытался отвлечь, – а не семейный.
– А… – Я плавно повернулся в его сторону. – Просто традиция. Наша. Мамина, точнее. – Она очень любит собираться всей семьёй, но с каждым годом это всё сложнее и сложнее сделать. – Я небрежно пожал плечами и чуть было не скинул с себя пальто Юки. – Отец постоянно на работе, брат в разъездах… Вот, Мэй появилась. Они с мамой каждую неделю ходят в кафе, но это всё равно не то.
– Понятно. – Он заправил прядь волос за ухо. – У тебя хорошая мама.
– Да. – Мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть. – Наверное.
Спорить с этим было тяжело: моя мама действительно была любящей и заботливой.
Она всегда готовила самые вкусные бэнто, в детстве читала самые интересные сказки, больше всех хвалила за успехи в учёбе и постоянно хвасталась своими сыновьями. Раньше я считал, что Асахи она любила больше, но за последние недели пришёл к выводу, что всё-таки нет – мы для неё были на одном уровне, где Асахи стал уже взрослым самостоятельным мужчиной, а я оставался в роли маленького мальчика, которого нужно оберегать.
Я замечал за своими одноклассниками, что они частенько любили винить своих родителей во всех бедах, причитали и жаловались, что те какие-то не такие. Вспоминая себя в том возрасте, я всегда был чересчур уставшим и послушным, чтобы думать о чём-то таком. Мои дни были довольно однообразными: дом – учёба – больница – дом. В старших классах к этому прибавились ещё курсы и подработка репетитором. Времени на «подумать» у меня попросту не оставалось, и даже мамина гиперопека не бросалась так в глаза. Если бы не она, я наверняка забывал бы подколоться, принимать таблетки или банально есть.
Всё обострилось, когда я уже поступил в университет и почувствовал себя чуть более взрослым и свободным: их запрет с отцом на поездку в Англию и назойливые сообщения на тему «где ты?» были, пожалуй, единственным, что выводило меня из себя.
– Опять в облаках витаешь. – Юки-кун чуть обогнал меня и повернулся ко мне лицом. Я с недоверием смотрел на то, как он шёл спиной вперёд, и слегка переживал, что такими темпами он быстрее грохнется. – Чем займёмся, когда придём?
– Это вопрос с подвохом? – Я удивлённо вскинул брови. – Если есть предложения – предлагай.
– Ну, сперва тебе нужно принять горячий душ. – Он окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы. – А то действительно заболеешь, и тогда никакая вечеринка ёкаев тебе не светит.
– Ты что, моя мамочка? – Я состроил расстроенную гримасу. – Хотя нет, даже она бы так не поступила.
– Она бы просто тебя туда не пустила.
– С инсулином – вполне.
– Уверен? Может, позвоним ей и спросим?
– Ты же зимний дух! – Я шумно выдохнул, закатывая глаза. – Хватит быть таким душным, это не твоя сфера деятельности.
Он только усмехнулся.
Мы