Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

азота. В результате облучения именно костный мозг, прежде всего стволовые клетки для образования лимфоцитов, является критическим органом. Гибель этих клеток или их перерождение в раковые приводит к смерти от острой лучевой болезни. Пересаженный здоровый костный мозг от донора не приживается. Но собственный костный мозг из депозитария, клетки которого быстро размножаются, регенерируя всю ткань, мог спасти переоблученных людей. Такая возможность была доказана в опытах на животных.

В Центральной медицинской библиотеке в Москве я в ближайшие два-три дня получил, просматривая журналы по онкологии, необходимые сведения. Публикаций о применении аспарагиназы для лечения лейкемии было уже много, но производила этот лечебный препарат лишь одна фармацевтическая компания и продавала его только научным институтам и клиникам. Для меня это не было проблемой, так как я мог заказать препарат для клиники нашего института. Но цена могла оказаться очень высокой. Списавшись с коллегами из Национального института рака в Вашингтоне, я узнал, что аспарагиназу можно купить по цене от 20 до 75 долларов за 1000 международных единиц активности. На курс лечения внутривенными вливаниями длительностью до четырех недель требовалось от 150 до 200 тысяч международных единиц, что стоило бы несколько тысяч долларов. Однако и законный гонорар от бестселлера мог доходить в то время до 100 или даже до 200 тысяч долларов. Так что деньги были бы не проблема, если заставить издателей реально выплачивать гонорар, даже в том случае, когда его обещали при издании. Официально подписанных договоров не было. Директор лаборатории, производящей аспарагиназу, прислал мне прейскурант на разные партии и был готов срочно выслать посылку при условии гарантий оплаты от издательства. Переписка велась с двумя издательствами, оба находились в Нью-Йорке. Но мне отвечали только секретарши, сообщая, что их шефы обещают рассмотреть эту проблему. В течение трех месяцев я так и не получил положительных ответов. Дело затягивалось, и Солженицын уже выражал недовольство, что втянулся в это дело, обнадежив родителей девочки, состояние которой продолжало ухудшаться. В декабре Алла снова оказалась в больнице с очередным обострением. По рекомендации доктора Брума (J. D. Broome), открывшего антилейкозное действие аспарагиназы, я обратился с письмом к доктору Арнольду Д. Уелчу (Arnold D. Welch), директору института медицинских исследований в городе Нью-Браусвик (штат Нью-Джерси), где по заказу Национального института рака производили аспарагиназу не для коммерческих целей, а для клинических испытаний, в которых участвовали несколько клиник и сотни, а может быть, и тысячи больных лейкемией. Для одобрения нового препарата в практику необходимы обширные клинические испытания, которые могут продолжаться несколько лет. В конечном итоге в начале января 1969 года срочная посылка с 150 000 единиц аспарагиназы в нескольких десятках ампул была выслана в наш институт рейсовым самолетом. Рязанскую девочку Аллу включили в программу клинических испытаний, поэтому препарат выслали бесплатно. В посылке была подробная инструкция по применению. Врачи в Рязани должны были представить отчет о результатах лечения. Я передал посылку Солженицыну, мы встретились с ним в редакции «Нового мира». В связи с уникальностью случая Аллу перевезли из Рязани в Институт рака в Москве, где лечение проводил врач А. И. Воробьев. Это был первый случай применения в СССР аспарагиназы против лейкемии. В результате лечение привело к ремиссии, но не к полному выздоровлению. После двух ремиссий Алла умерла в 1970 году. Клинические испытания в США также не сделали этот препарат радикальным средством от лейкемии. Надежного лекарства от этой болезни нет и до сих пор. Перспективными остаются лишь пересадка костного мозга от близких родственников и применение стволовых эмбриональных клеток.

Август 1968 г

Оккупация Чехословакии Советской армией и частями армий других стран Варшавского договора стала поворотным событием в истории СССР. Солженицын переживал этот поворот и в связи с публикацией своих произведений за рубежом, поскольку его первый опыт в этом плане начинался через Братиславу. Письмо Солженицына IV съезду Союза советских писателей, распространявшееся в СССР лишь в самиздате, было открыто зачитано на съезде чехословацких писателей.

Мы всей семьей отдыхали в августе в Латвии на берегу Балтийского моря и возвращались домой именно 20 августа. Наш рейс был задержан в аэропорту на четыре часа, так как взлетно-посадочная полоса использовалась для отправки на запад военных самолетов. 21 или 22 августа по всем предприятиям, организациям и учреждениям СССР была разослана секретная директива Политбюро ЦК КПСС и Совета министров СССР о проведении срочных общих собраний коллективов. Предписывалось обеспечить всенародную поддержку акции советского правительства и его союзников «по оказанию интернациональной помощи братскому чехословацкому народу». Общие собрания в ИМР проводились по отдельности в клиническом и экспериментальном секторах. Явка на собрания была обязательна. Но я не пошел, мой отпуск еще не кончился. Парторг отдела даже не пробовал меня уговаривать. Мое отсутствие было для него облегчением, он больше боялся не моего отсутствия, а моего присутствия, оно могло нарушить единогласие по резолюции. Тимофеев-Ресовский не мог последовать моему примеру. Сделай он так, его бы уволили на следующий же день, и весь отдел оказался бы под угрозой. Мой друг Анатолий Васильев, заведующий лабораторией в соседнем Карповском институте радиохимии, не пошел, и на следующий день его лишили допуска к секретным работам, что означало увольнение. (Впоследствии он смог найти работу лишь водопроводчиком жилотдела.) Всего в Обнинске за сознательную неявку на такие собрания уволили шестнадцать человек. В Москве аналогичное собрание прошло и в редакции «Нового мира». Его проводил Владимир Лакшин, заместитель редактора. Твардовский в редакцию не приехал, сославшись на болезнь. Отказ от одобрения привел бы к разгону редколлегии. Это все понимали. Лес рубят, щепки летят… В СССР по-прежнему государственные служащие имели шанс проявить смелость и независимость, открыто критикуя директивные решения ЦК КПСС, лишь один раз, второго уже не могло быть. Семеро смельчаков, среди которых я знал лишь Павла Литвинова, внука бывшего сталинского наркома иностранных дел, организовали 25 августа демонстрацию на Красной площади с плакатами «Позор оккупантам» и другими, которые они не успели развернуть. Оперативники КГБ их избили и увезли. В октябре участники этой акции получили разные сроки тюремного заключения.

Неожиданно ко мне в те дни приехал Солженицын. Он все лето жил в «Борзовке» и работал над романом «В круге первом», возвращая ему «первородный» вид, – вариант, находившийся в 1964 г. в «Новом мире» и впоследствии конфискованный у Теуша, был «облегчен» изъятием некоторых глав, которые не могли бы получить одобрение редколлегии и пройти цензуру. Была изменена и фабула сюжета. Солженицын, конечно, не знал о директивах ЦК КПСС, требовавших обеспечить «всенародную поддержку». Поэтому подготовил короткий протест против оккупации