Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно - Стивен Хайес

Оказавшись в доме нового знакомого, через несколько минут она поняла, что что-то не так. Он странно улыбался, когда говорил, и стоял слишком близко к ней. Вскоре он уже расстегивал ее блузку и подталкивал к дальней спальне. Она сопротивлялась, но он был сильнее. «Как и в десять лет, я знала, что делать», – сказала она. Она слабо протестовала, слегка всхлипывая, когда он насиловал ее на кровати.

Когда он заснул, она собрала свою одежду и ушла. Возвращаясь домой, Сэнди тихо плакала. И снова ей не хотелось никому об этом рассказывать. В маленьком городке, где она жила, его уважали. «Я думала, это моя вина, – сказала она. – Я думала, они будут спрашивать, что же я сделала такого, чтобы заслужить это».

Когда она рассказала о случившемся друзьям, они были ошеломлены поведением парня, но в каком-то смысле они также винили и ее. «Что? – в ужасе переспрашивали друзья. – Пойти домой и поговорить?! Разве ты не понимала, что он собирается сделать?!»

Нет, не понимала. По крайней мере, она не могла сознательно получить доступ к этой информации, потому что бессознательно проверяла свои эмоции давным-давно. Так происходит со многими, пережившими сексуальное или межличностное насилие. Они склонны как к эмпирическому избеганию, так и к алекситимии, что, как вы помните из первой главы, является состоянием, в котором люди не знают, как идентифицировать и описать свои чувства. Это один из самых пагубных способов, которым люди отрицают эмоции.

Если вы не знаете, как назвать свои эмоции, вы не можете говорить о них, то остается лишь маленький шаг до того, чтобы убедить себя, что они вовсе не существуют.

Дети особенно подвержены такому защитному механизму, однако он с легкостью переходит во взрослую жизнь.

Что особенно печально, так это то, что те, кто становится алекситимиками в детстве в результате сексуального насилия (абсолютно нормальная и понятная реакция на ужасную ситуацию), затем с большей вероятностью повторно становятся жертвами в более зрелом возрасте, как это было с Сэнди. Отключение от эмоций снижает способность переживших насилие людей чувствовать. Это опасно. Как человек, который может оставить руку на горячей плите и не знать об этом, Сэнди была склонна пойти в дом к любому, кто был небезопасен для нее, просто потому, что она скрывала собственные чувства от самой себя. Алекситимия не позволяла ей адекватно реагировать на сигналы о том, что собеседник может напасть на нее. Кроме того, Сэнди испытывала тревогу, депрессию, социальную изоляцию и одиночество, употребляла психоактивные вещества – всему виной было избегание.

Кажется, несправедливо просить переживших насилие научиться новым способам сдерживать свою боль (и это было бы нарушением баланса, если бы сообщество ACT не искало способы пресечь насилие и жестокое обращение – эти шаги мы рассмотрим в следующей главе), но в интересах любви и жизни мы должны сделать это, потому что цена высока. В нее входят не только тревога, депрессия, употребление психоактивных веществ, социальная изоляция и одиночество. Эмпирическое избегание приводит и к другим долгосрочным удручающим результатам.

Если мы упорно стараемся не испытывать плохих чувств, невольно мы приходим к избеганию и положительных!

Одним из первых это наглядно продемонстрировал мой друг Тодд Кашдан, психолог из Университета Джорджа Мейсона. Он просил людей, страдающих от социальной тревожности, в течение дня делать записи в своих смартфонах о том, что они делают и как себя чувствуют. Результаты показали, что тревожные люди не беспокоятся все время; у них бывают периоды радости и счастья, например когда им делают комплименты, приглашают на общественные собрания, когда они получают хорошие оценки и т. д. Но Тодд также обнаружил, что те, кто больше других избегал переживаний, не могли поддерживать эмоциональные подъемы так же долго, как большинство людей. Когда случались хорошие вещи, они действительно чувствовали себя хорошо, но их позитив быстро испарялся! Если вы не хотите чувствовать боль, вы не сможете испытать и большую радость. В конце концов, чем крупнее человек, тем тяжелее ему падать. Лучше просто оцепенеть.

Мы нашли несколько способов помочь людям постепенно стать не столь избегающими. Я хотел поговорить с Сэнди именно потому, что знал, что она смогла изменить свою жизнь, используя некоторые из классических АСТ-методов принятия. За двадцать пять лет – столько Сэнди практикует АСТ-терапию – она успела выйти замуж и вырастить троих детей. У нее хорошая работа – она специалист по дыхательной терапии, – и, по ее собственным словам, она «здорова и счастлива».

Сэнди сказала мне, что эти двадцать пять лет были наполнены обычными взлетами и падениями, связанными с воспитанием детей, а также обучением тому, как принимать свое прошлое и свои чувства. «Я поняла, что во мне есть нечто большее, чем мой интеллект, – поделилась она. – Я научилась чувствовать». После смерти мужа у нее появились длительные отношения, и она продолжала совершенствовать и применять свои навыки: «Я научилась говорить ему больше о том, что происходит со мной, и больше о том, чего я хочу. Я могу говорить о сексе, я могу говорить о близости. У меня было захватывающее путешествие, в котором я познавала, что это нормально – быть собой».

Почти каждый день Сэнди продолжает работать над психологической гибкостью и говорит о своем путешествии: «Я знаю, что это никогда не завершится. И не должно. Я не порченый товар. Я не сломлена. Я учусь и расту, и этого достаточно».

Дар принятия

Вспомним, что слово accept («принимать») имеет латинский корень, который переводится как «получать дар». В английском языке это значение сохраняется, когда мы говорим что-то вроде: «Я надеюсь, что вы примете это как знак моей признательности».

Дар, который мы получаем, когда решаем принять собственный опыт, боль и все остальное, – это мудрость способности чувствовать и помнить, находясь в настоящем, не растворяясь в негативной сети мыслей о прошлом. Другие навыки гибкости жизненно важны, чтобы помочь нам в этом. Разделение, например, помогает избавиться от суждения, что мы не должны чувствовать боль. В результате мы можем оценить дары, которые она приносит нам.

Какие дары мог получить я со своим паническим расстройством? Начав энергично работать над развитием своей психологической гибкости, я получил их в достатке. Во-первых, я вновь открыл для себя спрятавшегося под кроватью восьмилетнего ребенка, который напомнил мне о цели жизни. Вскоре на первый план вышли и другие тяжелые детские переживания. Я вспомнил, как в возрасте четырех лет подвергся сексуальному насилию со стороны группы подростков. Вспомнив свой страх, я смог быть добрее к себе. Я вспомнил, как грустно было смотреть, как моя мать впадает в депрессию и борется с ОКР, и каким беспокойным и неловким казался мой отец, когда был трезв. Открываясь воспоминаниям, я смог лучше понять клиентов, которые переживали такие же трудности. Принятие также помогло мне возобновить теплые отношения с матерью. Я понял, что винил ее в проблемах отца, а потому сел рядом с ней и попросил прощения за все те годы, что отталкивал ее (и она с любовью простила меня). Я получил несметное количество других подарков. Все они источают сладкий аромат, и, хотя некоторые из них полны слез и страхов, все они для меня драгоценны.