Краткая история Японии - Джон Г. Кайгер

К XVIII веку правительство в Эдо исчерпало свои резервные фонды и столкнулось с извечной проблемой сохранения баланса доходов и расходов. В связи с этим в XVIII веке в Японии с гильдий стали взимать специальный налог и подоходные сборы, о которых уже упоминалось, и даже прослеживался некоторый, пока еще неустойчивый, интерес к расширению внешней торговли как источнику дохода. Кроме того, перечеканили монеты и при правлении Ёсимунэ (1716–1745 годы), восьмого сёгуна рода Токугава, значительно облегчили участие городских торговцев в освоении пустующих земель. Люди, делавшие это, получали значительные льготы. Да, продавать землю закон запрещал, но движение ее все равно происходило, например при просрочивании закладов. Так появились новые помещики (син дзинуси), которые получили право владения землей. Такое послабление отвечало политике увеличения поступлений в казну в виде налогов.

Бакуфу воспользовалось своими полномочиями единственного в стране источника монетного производства, чтобы девальвировать деньги, получив при этом существенную прибыль. В целом данное право было использовано разумно: уменьшение содержания благородных металлов в монетах оказалось одним из самых успешных способов избежать серьезных финансовых трудностей. Гораздо более респектабельным, но менее результативным стал курс на сокращение правительственного и частного (в основном вассального) бюджета. Политика экономии, реализованная после введения нескольких законов, регулирующих расходы, была выдержана в русле преобладающей конфуцианско-самурайской этики, поэтому ряд видных лидеров бакуфу (и возможно, даже их подданных) приняли ее благосклонно. Так или иначе, финансы удавалось поддерживать в равновесии: обычно расходы в худшем случае немного превышали доходы.

Серьезно подрывали государственный бюджет голодные годы, пожары, ремонт замков и чрезвычайные церемонии сёгуната. Тем не менее система отличалась достаточной устойчивостью и даже не чуждалась инноваций, что позволяло переживать черные полосы. Несмотря на неудачную попытку пересмотреть основные налоговые реестры, финансовый механизм правительства на верхних уровнях — в вопросах формирования бюджета, ревизии, транспортировки и хранения зерна и т. д. — неуклонно совершенствовался. Еще больше поражает факт кумулятивного отхода от поземельного налога. Подсчитано, что «…в 1841 году 48 % доходов бакуфу поступало из других источников, кроме сельскохозяйственных налогов, и половину из них составляли прямые коммерческие сборы»[125].

Пожалуй, самым большим богатством бакуфу следует признать размеры сёгуната. Правительство в Эдо могло делать долги, но обладало большими ресурсами, не говоря уж о том, что сыграло роль создателя национальной денежно-кредитной политики, и это тоже позволяло ему сохранять кредитоспособность. Итак, последовал своеобразный принудительный переход от финансирования домохозяйств к дефицитному финансированию, в ходе которого правители стремились ограничить объем погодичного долга, не устраняя его полностью. Их усилия были вознаграждены относительной финансовой стабильностью, сохранявшейся до окончательной катастрофы в 1850-е годы, когда вмешательство Запада полностью разрушило финансовую эффективность режима и свело на нет его военно-политический статус.

Бакуфу в 1651–1841 годах

Первые три сёгуна рода Токугава обладали сильным характером, активно участвовали в разработке основ системы правления и пользовались фактически неограниченной властью, позволявшей им создавать и отменять созданное. Нельзя сказать, что их преемники оказались недостойными своих предков, но они становились сёгунами, когда система уже сформировалась. Им оставалось править в рамках сложившейся бюрократии, соблюдая существующие законы и соглашения и прислушиваясь к советам министров. Очевидно, такое положение дел было вполне обосновано, когда правящими сёгунами становились дети, но и взрослые сёгуны начиная с 1651 года вынуждены были признать, что их свобода действий в ряде случаев ограничена. В частности, после переезда в свою официальную резиденцию в замке Эдо сёгун не должен был покидать его, за исключением церемониальных выездов, таких, например, как смотр войск или ритуальное посещение могилы Иэясу в Никко, крайне дорогостоящих.

Император во дворце в Киото и сёгун в замке в Эдо — оба были в каком-то смысле узниками государства. Впрочем, это сравнение не слишком точно, поскольку, в отличие от императора, вступивший в должность сёгун был практически неустраним — его печать требовалась на всех важных законах и любой правительственной публикации, к тому же некоторые сёгуны позднего периода играли активную роль в политической и культурной жизни. Тем не менее, несмотря на остаточные правомочия и постоянное участие в политической жизни, в этот период явно прослеживалась тенденция перехода от абсолютной монархии Иэясу и Иэмицу к конституционному типу правления, а могущество отдельных сёгунов зависело главным образом от их личных решений и обстоятельств.

На первый взгляд политическая история Японии при этих сёгунах выглядит в основном как периодические колебания между энергичным и осознанным правлением с консервативными по духу реформами (начало правления Иэцуны, начало правления Цунаёси, Иэнобу, начало правления Иэнари) и слабым администрированием, допускающим, с одной стороны, развитие предпринимательства и свободу действий, а с другой — расточительство и коррупцию (конец правления Иэцуны, конец правления Цунаёси, Иэхару, середина правления Иэнари). Напряжение, вызванное в 1684 году разделением ответственности между человеком, занимающим важную государственную должность канцлера, и тем, кто пребывал на посту более скромном — личного секретаря сёгуна (собаёнин), притом что вопрос наконец был решен в пользу первого, воспринимается на этой картине как второстепенный и вряд ли более отвлекающий внимание план.

Вместе с тем происходили серьезные, имевшие долгосрочные последствия изменения в «качестве» администрации, которые аккумулировались и, что важнее всего, становились необратимыми. К ним относятся процесс бюрократизации и замена военных гражданскими чиновниками, а также приспособление бакуфу к коммерциализации экономики и даже извлечение из этого прибыли. Обе тенденции стали частью политического и социального порядка при Иэнари. В период его правления также наблюдалась успешная стабилизация в третьей крупной области политической активности — отношениях между бакуфу и княжествами. В русле общественных тенденций происходила и частная жизнь Иэнари. Его домашние отношения отличались особой вольностью, и многие его дети (их было больше 50), повзрослев, породнились через брак или усыновление с семьями даймё — тодзама и фудай.

Формально систематизация токугавского общества опиралась на происхождение и наследственный статус каждого человека, что подкреплялось очевидными различиями в одежде, речи и манерах. Принятая за основу китайская система четырех сословий официально делила бо́льшую часть населения на самураев, крестьян, ремесленников и торговцев. Кроме того, существовали отдельные небольшие категории — придворные в Киото (кугэ), духовенство и изгои (эта или хинин). Хотя такая социальная стратификация в принципе предполагала, что каждый человек наследует род занятий и положение в обществе своих родителей, на практике все обстояло несколько иначе. Тем не менее даже неполный успех классовой системы внес огромный вклад в стабильность режима Токугава.