Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг

Рейчел не пошла хоронить Зельду. И с тех пор никогда неприсутствовала на похоронах.

— Что ж ты мне раньше не рассказала, — покачал головой Луис.— Очень многое бы объяснилось.

— Не могла, Лу, — просто ответила она. Ее уже клонило косну. — С тех пор для меня смерть — вроде навязчивой идеи.

ВРОДЕ! — хмыкнул про себя Луис. МЯГКО СКАЗАНО.

— Я не могла… перебороть себя. Умом я с тобой согласна, да,смерть естественна, даже порой желанна. Но все пережитое… все, что в сердце…

— Понимаю.

— Когда я поругалась с тобой, понимала ведь, что Элли плачетот осознания смерти, так и должно быть… Но совладать с собой не могла. Прости.

— За что? — Луис нежно погладил ее по голове. — Впрочем,прощаю, если тебе от этого полегчает.

— Представь себе, полегчало, — улыбнулась Рейчел. — Мнесейчас лучше. Будто выплюнула яд, годами отравлявший меня.

— Наверное, так и есть.

Глаза у Рейчел закрылись, но тут же открылись снова.

— Только не вини во всем папу. Пожалуйста. В ту пору имтяжко жилось. Пока Зельда болела, по счетам приходилось астрономические суммыплатить, а отцу все не удавалось открыть филиал фирмы в пригороде, потом иосновной-то магазин перестал доход приносить. Да к тому же у матери нервыпошаливали, она тоже как полоумная сделалась. Но, как только Зельда умерла, всебеды кончились. Жизнь пошла на лад. В экономике начался подъем, папа получилссуду, и больше мы уже не знали нужды. А надо мной они так тряслись… что ж, иэто объяснимо. Ведь больше у них никого не осталось.

— Нет, они просто почувствовали за собой вину!

— Может, и так… Ты не рассердишься, если завтра я приболею ине пойду на похороны, а?

— Нет, дорогая, не рассержусь. — Луис помолчал, потом взялжену за руку. — Можно, я возьму с собой Элли?

Пальцы ее сжались в мужниной ладони.

— Не знаю, право… Мала она еще…

— Но уж с год как знает, откуда дети берутся, — напомнилЛуис.

Рейчел закусила губу, уставилась взглядом в потолок.

— Ну, если ты считаешь, что так нужно… если ей это неповредит…

— Иди-ка сюда, ко мне поближе. — И Луис обнял жену.

Так в объятиях мужа она и заснула. Посреди ночи вдругпробудилась, дрожа всем телом. Луис нежно погладил ее, шепнул на ухо: «Всехорошо, дорогая». И Рейчел снова уснула.

— …Ибо мужчина и женщина — что кустик в долине: сегодняцветет, а завтра его бросят в огонь. Быстротечно время людское между началомжизни и ее концом. Помолимся же, братья и сестры…

По такому важному случаю Элли нарядилась в новое синееплатьице — глаз не оторвать. Она так резко уронила голову на грудь, что Луис,сидевший рядом, услышал, как хрустнуло в шее. В церкви ей доводилось бывать ираньше, но на панихиде — никогда. Она притихла, присмирела, что так на нее непохоже.

Луису тоже выпала редкая возможность приглядеться к дочери.Нет, не любящим весьма подслеповатым оком (каким он видел и Гейджа), аотстраненно и трезво. Да, перед ним сейчас прямо-таки хрестоматийный эпизод:заканчивается первая значительная стадия развития детской личности, любопытство— движитель детского восприятия — сменяется накоплением и осознанием узнанного,жадным и беспредельным. Даже увидев Джада, такого непривычного в черном костюмеи штиблетах на шнурках (иначе как в резиновых сапогах или мягких мокасинах ониего не видели), Элли осталась тихой и сосредоточенной.

— Рад, детка, что ты пришла. Уверен, Норме тоже приятно.

Элли подняла на него широко открытые глаза.

Священник, преподобный Лафлин, прочитал молитву, просяГоспода призреть рабов своих и даровать им мир и покой. Потом позвал тех, комунести гроб. Луис приподнялся было с места, но Элли отчаянно вцепилась ему вруку.

— Куда ты, папа? — громко прошептала она.

— Меня позвали, доченька. — На секунду-другую он присел,обнял Элли. — Я должен помочь вынести Норму. Нас четверо: я, двое племянниковДжада и брат Нормы.

— А где я потом тебя найду?

Луис взглянул в проход. Трое мужчин и Джад уже стояли подлегроба. Народ стал выходить, кое-кто плакал.

— Жди на крыльце. Я сам к тебе подойду. Договорились?

— Договорились. Только смотри не забудь про меня.

— Не забуду. — Он снова поднялся, и опять Элли потянула зарукав.

— Пап, а пап.

— Что, кисонька?

— Смотри, не урони ее, — прошептала дочь.

Луис подошел к мужчинам, Джад познакомил его с племянниками,оказавшимися на поверку троюродными родичами старика, они приходились внучатымиплемянниками отцу Джада. Здоровенные парни лет по тридцать, удивительно похожиедруг на друга. Брату Нормы было за пятьдесят, Луис видел, что утрата для неготяжела, но держался он достойно.

— Очень рад знакомству, — сконфуженно поклонился Луис. Ктоон? Чужак в чужом семейном кругу.

С ним раскланялись в ответ.

— Как Элли? — спросил Джад, посмотрел в ее сторону,приветливо кивнул. Девочка стояла у выхода и внимательно наблюдала за отцом.

ВСЕ В ПОРЯДКЕ. ОНА ТОЛЬКО БОИТСЯ, КАК БЫ Я ТОЖЕ НА НЕБО НЕВОЗНЕССЯ, подумал Луис и едва сдержал улыбку. Но следом пришли на память другиеслова: ВЕУИКИЙ И УЖАСНЫЙ, и улыбка в душе погасла.

— Отлично! — ответил он и помахал дочке рукой. Она тожемахнула ему и пошла, кокетливо вильнув оборками синего платьица. Да она совсемуже взрослая! Луиса такое открытие неприятно поразило — он даже оцепенел наминуту.

— Ну, все готовы? — спросил один из «племянников». Луис ибрат Нормы молча кивнули.

— Вы уж поосторожнее с ней, — сипло проговорил Джад и,понурясь, медленно отошел. Луис зашел слева, сзади оцинкованного гроба, которыйвыбрал для жены Джад. Взявшись за поручни, медленно понесли Норму к выходу —навстречу холодному, первофевральскому солнцу. Кто-то, скорее всего церковныйсторож, посыпал уже утоптанный снег золой. При дороге, пофыркивая и попыхиваябелым парком, дожидался автокатафалк.

Рядом стояли глава похоронного бюро и его здоровяк сын,готовые прийти на помощь, случись кому оступиться или упасть в обморок. С нимибыл и Джад. Он придирчиво следил, как гроб медленно вползает во чревокатафалка.