Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

Официант поставил на шаткий столик — круглый, с металлической окантовкой — наполненное льдом пластиковое ведро с бутылкой совиньона, три бокала и три стеклянных вазочки с сырными чипсами.

— Starving![176] — Бриджит смела чипсы в мгновение ока.

— Как ты ешь эту гадость, — поморщился Десмонд, глотнув вина.

— Скажите, пожалуйста! — фыркнула Бриджит. — По-твоему, лучше сдохнуть от голода?

— Если хочешь есть, — начал Себастьян, — давай закажем тебе сандвич… Он помахал официанту.

— Какая красивая музыка, — Бриджит здесь нравилось абсолютно все — даже клошар, похрапывающий на лавке неподалеку.

— Музыка красивая, исполняют они ее скверно, — констатировал Десмонд.

— Не так уж и плохо, — возразил Бас.

— Бывает и хуже, — согласился Десмонд равнодушно.

Действительно, группа, состоявшая из трех скрипок, пары альтов, виолончели и контрабаса, играла не то чтоб плохо, но как-то без энтузиазма. Было понятно, что музыкантам до смерти надоело работать на раскаленной как сковородка площади, под нескончаемый гомон праздной толпы. Да вдобавок площадь продувалась, точно палуба океанской шхуны.

— Хорошая музыка, — заявила Бриджит упрямо. — А вы оба — просто долговязые снобы.

— Ты любишь музыку? — заинтересовался Себастьян.

Ирландка пожала плечами: — Кто ж ее не любит? У меня была музыкальная семья — папа играл на пианино, мама на виолончели, сестра пела в церковном хоре, — в голосе Бриджит промелькнула тень сожаления. — Одна я — недоразумение. I can't carry a tune in my basket[177].

— Хочешь, я тебе сыграю?

— На чем? — хмыкнула Бриджит. — На нервах?

— На скрипке, — Бас поднялся с места. Десмонд не успел его остановить, а молодой фон Арденн уже направлялся к уличному оркестру.

— Куда это он? Неужели надеется, что кто-то из музыкантов позволит ему терзать свой инструмент?

И правда, когда смолкли последние такты барочного менуэта, и парень обратился к одному из скрипачей, тот лишь отрицательно помотал головой. Но, как ни странно, Себастьян не смутился, а продолжал настаивать. Остальные музыканты уже с интересом прислушивались к нему, и на их лицах появились скептические усмешки.

— Французы! — язвительно протянул Десмонд. — Удавятся за скрипку… Наконец, самый старший из скрипачей, с приличной лысиной и в засаленных джинсах, сжалился и протянул мальчишке скрипку и смычок. Десмонд поразился, как изменилось лицо Баса, как только тот взял инструмент за гриф — оно стало серьезным, даже благоговейным. «Интересно, — подумал он. — Что-то, наверно, я в нем не разглядел. Как там дальше в той цитате? «Но увидеть нас такими, какими мы действительно есть, они не смогут за все время жизни»[178]. Юноша приладил скрипку к плечу, склонил к ней голову и коснулся смычком струн, взяв несколько неуверенных нот. Неловко поправил инструмент — и сразу раздались язвительные реплики: «Petit gars…le bébé est-ce que tu veux une sonette?»[179]

Бас вновь опустил смычок на струны. И лучи солнца, к тому времени начавшего клониться к закату, стали ярче, словно преломились в кристально чистой воде, омывшей листву деревьев на площади, и та приобрела изумрудный оттенок, будто и не настала ей пора желтеть в ожидании осени. Пленительное аллегро устремилось ввысь, к крышам старинного дворца, пульсируя подобно сердцу — то ли птицы, то ли человека. Волны соло поднимались выше, к облакам, в бездонную синеву парижского неба. А в тот момент, когда неудержимый полет, казалось, готов был оборваться, взволнованная виолончель подхватила его, расправив могучие крылья… а за нею — альт, обволакивая мятежную страсть певучим легато. И остальные стали вплетать голоса в яростную песню небес — не самый слаженный хор, но сияло в его звучании подлинное чувство, пылкое до исступления…. В сольную паузу Себастьян опустил смычок, повернул голову к Бриджит и перехватил ее восхищенный взгляд. Губы юноши тронула торжествующая улыбка — и скрипка его вступила вновь, без колебаний и сомнений возглавив неистовый экстаз всего ансамбля.

— Как чудесно… — трепетно вздохнула Бриджит.

— Мендельсон. Концерт для скрипки ми минор, — отозвался машинально Десмонд. — Отлично. Чувствуется школа.

Бриджит его будто не слышала — ее захватила музыка, уже превратившаяся в бушующий шквал аккордов. Девушка глубоко дышала, не сводя восторженного взгляда с группы уличных музыкантов, которые сгрудились вокруг Себастьяна, словно признав за ним le droit de diriger[180]… И их лица, чуть отрешенные, с горящими глазами, объединенные великим таинством, лучились победным светом те несколько минут, что они были единым целым.

И почти никто на площади Колетт не обратил внимания на высокого сероглазого мужчину лет тридцати пяти, остановившегося послушать уличный оркестр. Почти никто — кроме одного, который озадаченно хмурился и внимательно рассматривал майора Виктора Глинского, пока тот, улыбнувшись своим мыслям, не продолжил путь по улице Сент-Оноре к Вандомской площади…

Майор вернулся в гостиницу поздно, усталый и раздраженный. Наконец ему удалось добиться аудиенции у председателя Фонда помощи жертвам насилия. Ею оказалась стройная молодая женщина с ясными светлыми глазами и приятной улыбкой на розовых губах. Она терпеливо выслушала Виктора, но как видно, мало чего поняла, и только покачала головой: «Я бы рада помочь, но не понимаю, как? Мы не ловим беглых маньяков, и наши волонтеры никогда не стали бы заниматься ничем подобным. Александр Гаврилов? Давайте посмотрим… Нет, никого с таким именем в наших экипажах нет и не было. Мне жаль». Когда же Виктор заикнулся об Анне, то ему показалось, что в глазах женщины загорелся недобрый огонь, хотя выражение ее лица не изменилось, и тон остался по-прежнему любезным: «Мадам Королева? Она так недавно работает у нас. У нее не может быть подобных полномочий!». Итак, очередной день прошел впустую, но вымотал его совершенно и Виктор уснул мгновенно, едва коснувшись головой подушки, будто провалился в черную бездну. Ему ничего не снилось — он буквально выпал из жизни на те несколько часов, что спал — пока не вынырнул из этой бездны, разбуженный неприятным ощущением чего-то острого и холодного у горла. Он открыл глаза — в предутреннем сумраке, в который был погружен гостиничный номер, он разглядел нависшего над собой человека.