Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Очень устала, детка?

— Устала — не то слово, — вздохнула Анна. — Из меня точно выжали все соки. Но Франсуа так готовился — я не могу его разочаровать…

Она уже наносила помаду на губы, когда Жики заволновалась: — Ты ничего не слышала?

— Я не слышала, но такое ощущение, что здание вздрогнуло. Что это могло быть?

— Гляди-ка! — Жики показала на белую пыль, словно снег, падающую с потолка. — Землетрясение?

— В Париже? — удивилась Анна. — Невероятно!

В коридоре послышался топот ног и раздались громкие возгласы: — Qu'est-ce qu'il у a? L’explosion? Ou да?[192]

— Что они говорят? — встревоженно спросила тангера. — Взрыв?

— О господи! — вскочила Анна. — Нужно бежать отсюда. Вдруг теракт?

— Бери сумку и без паники! — старая дива не спеша поднялась. — Сейчас может начаться давка.

Как и предрекала Жики, коридоры были полны взволнованными артистами и музыкантами, некоторые — с еще неснятым гримом, в костюмах и фраках.

— Спокойно! — вдруг гаркнула властным голосом мадам Перейра. — Если это и взрыв, то не в самом здании Гарнье! Успокойтесь и, не торопясь, спускайтесь к служебному выходу!

Как ни странно, оробевшая толпа ее послушалась и потянулась, будто бурливая горная река, вниз по крутым лестницам, по пути вбирая в себя все новые ручейки испуганных людей.

— Мадам Королева! — к Анне бросился директор Жоэль. — Милая Анна, с вами все хорошо, мое сокровище?

Анна рассмеялась, чуть напряженно: — Ваше сокровище, дорогой мсье директор, в полной безопасности. А что случилось, вы не знаете?

— Как, вы еще не в курсе? — ахнул тот. — На стоянке для премьеров произошел взрыв!.. Место восемь.

Анна побелела:

— О Господи! Это же мое место!

Она переглянулась с Жики: — Боря!!!

Москва, Петровка 38

— Я хочу знать все о господине Грушине, — конечно же, Виктор не собирался рассказывать капитану о щекотливой сцене в парижском отеле. — Все — начиная со дня рождения, заканчивая сегодняшним посещением сортира и включая детские инфекции.

— Угу, — Зимин не соизволил оторваться от телефона. — Уже бегу…

— Извольте, капитан, отвечать по уставу, — разозлился Виктор. — Это приказ!

— Полное досье на Грушина лежит у тебя на столе третий день, между прочим. Кто-то по Парижам разъезжает, а кто-то в лавке пашет.

— Хочешь сказать, сам догадался? — недоверчиво покосился на него уязвленный майор.

Капитан врать не стал: — Лежава приказал. Чем-то ему там наш любитель гламурных барышень не угодил.

— И что нарыл? — проворчал майор, а услышав в ответ — «Ничего особенного», понял — что-то есть.

— В бытность его директором химкомбината в М. — Зимин назвал уже знакомый майору город, — на предприятии произошел…

— Взрыв и гигантская утечка фенола, — кивнул Виктор и небрежно добавил: — Это факт известный.

— Весь город судачил о том, что оборудование, поставленное подрядчиком, было устаревшим, эксплуатации не выдержало. Но все было так хитро оформлено, что подписи самого Грушина на документах не оказалось — только его заместителя, главного бухгалтера и главного технолога.

— И кто же из них был Топильский?

— Никто, — усмехнулся Зимин. — Это было бы слишком просто.

— То есть?

— Главный технолог Громов Петр Александрович был женат на Топильской Софье Алексеевне. Громов умер в колонии через полгода, а инфаркт унес жену — не выдержала горя. Сестры жили одни, практически в нищете, а младшая Ольга еще и инвалидом стала после той самой аварии.

— Нечто подобное я и предполагал. И Маня отправилась в Москву.

— Хочешь посмотреть, как она выглядела пять лет назад? — капитан протянул ему фотографию — Виктор увидел симпатичное личико с ямочками на щеках — весьма отдалено напоминавшее гламурную мадам с губами-пельменями.

— И что за охота была себя уродовать? — вслух подумал Виктор, а Женя возразил:

— У Марии Топильской была цель. Во-первых, пластика здорово изменила ее внешность — вряд ли Грушин стал бы связываться с девушкой, отца которой он отправил за решетку, а сестру в инвалидное кресло. А во-вторых, думаю, Маша тщательно разработала план по завоеванию высокопоставленного чиновника.

— Весьма умозрительное заключение, — возразил Виктор, но как-то очень вяло. Вывод Зимина очень смахивал на правду. Сейчас майор упрекал себя, за то, что так легковесно отнесся к беседе с Машиной сестрой — зря он не нажал на нее как следует. Но он слишком торопился в отпуск. Недолго думая, Виктор, прихватив капитана, отправился на Химкинский бульвар.

— Я знала, что вы вернетесь, — Ольга откатила коляску от двери, пропуская майора в квартиру. Потом она заметила Зимина, смущенно топтавшегося за порогом. — Что ж вы стоите? — спросила она. — Заходите.

— Извините, что без звонка.

— Не страшно. Вы, видимо, что-то узнали?..

— Видимо, узнал, — сухо ответил майор. Да так, что Ольга поняла: разговор будет не из приятных.

— Я вас слушаю.

— Нет, это я вас слушаю! — Глинский решил не миндальничать с ней — в конце концов, из-за того, что она не говорила ему правду, потеряно столько драгоценного времени. — Это я вас слушаю — как ваша сестра рассчитывала отомстить Грушину?

— Откуда вы знаете? — ошеломленная Ольга с трудом шевелила бледными губами.

— Для того чтобы девочка из интеллигентной семьи изуродовала себя подобным пошлым образом и пустилась во все тяжкие, нужна веская причина. Дорога вашей сестры в постель господина Грушина ни для кого не секрет — сомнительные шоу, сомнительные телепередачи, сомнительное поведение, и, наконец…

— Его вкусы общеизвестны, — прошептала девушка в инвалидном кресле.

— Ему всегда нравились силиконовые блондинки. До Маняши у него была жена — бедная женщина, он изменял ей постоянно и именно вот с такими… То, что он женился на Маняше, было полной неожиданностью — прежде всего для нее самой. Маняша решила не упускать случай и после свадьбы перевезла меня сюда.

— Он давал ей деньги?

— На меня? О нет, никогда! Сестра ему даже не говорила, что привезла меня в Москву, он сам узнал, наверно, водитель донес. Она выкраивала деньги из того, что он выделял ей на хозяйство.

— Так что она собиралась делать дальше?

— Разве это не очевидно? Она собиралась его убить.

— И как же она собиралась это сделать?

— Я не знаю! — воскликнула Ольга, и, заметив недоверие на их лицах, повторила со слезами в голосе. — Я правда не знаю! Она мне не говорила. Не хотела впутывать. Но Маняша была очень умная. И очень осторожная.